Естественно, их выгнали из дома. Из школы. Из всех общественный организаций. Типа комсомола. Они регулярно проводили время в Кащенко. Но как только их «пролечивали», они ставили ирокез. И выходили на улицу, чтобы убиться дешевым алкоголем и поваляться под очень громкую грязную музыку.

Я был частым гостем у них в коммунальном сквоте на Петроградской. Женя, заложив руки за спину, с папиросой, приклеенной к нижней губе, катался на роликах в замызганном халате на голое тело по коммуналке. Лелик спал в ванной. Все это под музыку. Я не силен в панк-роке. Но это было шумно и напористо. В контексте.

В гостях я часами лежал на промятом диване. Люди приходили и уходили. Курил, глядя в потолок, и отпивал крепкий чай из алюминиевой кружки. Думал. Краем глаза провожая проезжающего мимо Женю.

У клички «Трах» история. История про Кащенко. Остро заточенные чешские карандаши. И девушек из женского психиатрического отделения. Хорошая панк-история. Но не для рассказа. Точно.

Не знаю, где они. Что с ними. Наверное, и не хочу.

Я заканчивал среднюю школу в маленьком городе Днепропетровской области. Ничем не примечательном. Кроме шахт. Обогатительных предприятий. Военных НИИ. Да. Зона рядом с городом была. Строгого режима. И еще. Нюанс. Наркотики растительного происхождения. Производные конопли и опиумного мака. Были в легком доступе.

Употребление в нашем кругу не считалось чем-то экстраординарным. Или предосудительным. Скорее, это была наша большая общая подростковая тайна. От родителей. Мы были против них. Против занудных нравоучений. И нелепых опасений. Что «какие-то наркоманы (страшные буки) выскочат из-за угла и уколют нас насильно». Какой идиот «раскумарит нас на халяву»?? Мы смеялись, закрывшись в комнате у приятеля Юрика по кличке Толстый, в которую его мать, начитавшаяся книг по детскому воспитанию, старалась не входить. Там мы слушали последнюю музыку. Курили траву. Пластилин. Пили молочище. Спирт. Брагу. Горячее шампанское. Юрик. Стас. Остап. Филя. И Эдик Малый. Мои друзья. Наркоманы.

Я был щепетилен. Осторожен. С матерью был пакт, что в любом состоянии я сплю дома, плюс привитая ею (медиком) брезгливость к антисанитарии. Не знаю, что было решающим. Но. Я выпал. Ничего внутривенного. Потом уехал учиться.

Новости приходили. Остап умер от туберкулеза в отделении моей матери. Лет в 25. Ослабленный организм не справился. Юрик, которого давно сложно было назвать толстым, расселил квартиру. Вывез мать в однушку на окраину. В которой она и умерла. Голодала. Болела. Юрик… не знаю. Думаю, тоже. Эдик был совсем плох еще перед моим отъездом.

Последний раз случайно встретил Толстого и Малого в Питере. У метро Сенная площадь. Был женат. Работал в редакции Невского времени. Шел с работы домой. И увидел их. У метро. Нелепых. Потерянных. Подумал. Посчитал до 10. Подошел. Спросил, что случилось. А в общем-то, ничего. Привезли с Украины маковую соломку продавать. И зависли. В общаге. Телки. Все продвигали. Сами. Денег нет. Наркотиков нет. Взял их к себе домой. Купил им билеты на поезд. Жена все ночь не спала. Боялась. Отвез на вокзал. Проводил. Задумался. Посидел, сгорбившись на лавке на вокзале. Взъерошил волосы. Поехал.

P.S. Юру Толстого убили в 2007. В бытовой драке. Малый отсидел. Вышел. Подался в секту. Завязал. Жив-здоров. Воспитывает 10-летнюю дочь. Стас где-то в Москве. Фейсбука нет. Дезинсектор.

В старших классах мама забеспокоилась. Либо пожаловались. Либо заметила нездоровый блеск в глазах. Чтобы я не тратил время летом попусту в подозрительной компании, мама решила устроить меня на работу. На пару летних месяцев. Грузчиком.