Блюститель забрал молодоженов из соседней квартиры, которые имитировали безалкогольную комсомольскую свадьбу. И привел в отделение милиции. Следователь посмотрела на них. На меня.

Записала мои данные и сказала убираться.


Я оставил запах любви в кабинете. Вышел на улицу. И упал со ступеней лицом в снег.


Домой я не пошел. Растворился в танце в доме культуры.

Не буду вдаваться в детали.

***

Следующий день.


Подъезд встретил маму слухами

Испуганная трясет отца за плечо – он мычит. Трясет меня. Я мычу.


С трудом собрали меня в школу. Не стали ругать. Было очевидно, что я и так страдаю.


Прихожу в школу. Озираюсь.

Синяя форма, голубая рубашка, комсомольский значок на лацкане. На лице испуг и раскаяние.


Отираюсь у класса. Руки потеют.


Подходит комсорг. Полнокровный, высокий. Руслан. И спрашивает:

«Влад. Тут старшеклассника вчера нашли пьяным. Лежал на улице. Не знаешь, кто это?».


А это реально катастрофа. Поскольку:


Первое. Наша школа. Школа номер 5. Первая в области по пропаганде полного отказа от алкоголя.


Второе. Само употребление алкоголя расценивается как особо тяжкое. Где-то чуть не дотягивая до убийства на почве ревности.


Я мотаю головой. Не знаю, мол.


Пиздец пришел на уроке украинского языка. Я его не изучал. Тогда можно было. Когда хохлы и москали дружили. Уйти с урока было нельзя. Нужно было сидеть на задней парте и что-нибудь тихо делать. Нет. Я не о том. Домашнее задание, например.


Учительница украинского языка, директор школы. Выходит из класса. И не возвращается. 5 минут. 10. 15.

Я покрываюсь испариной.


Дверь открывается и на отметке примерно 1,50 появляется лицо нашего классного руководителя. М. Мышка, короче.

Она манит меня рукой. Вернее, не манит. А, фактически, силой мысли отдирает от стула.


Я выхожу в гробовой тишине.


В коридоре стоит профорг. Директор школы. И классная руководитель. Все женщины с тяжелой судьбой. Которые мужчин не любят. Как вид.


Ну и там. Давай. Кричать. Трясти мое тщедушное тело (на физкультуре при построении стоял предпоследним). Меньше был только Андрей Чернышев.

Что-то там про исключение из школы. То, что они должны были сделать. И о том, что они хотели бы. Чтобы я захлебнулся. Этим самогоном.


Короче, когда ярость утихла.

Они выработали план.


Сначала. Я раскаиваюсь на общешкольном комсомольском собрании.

Потом на собрании преподавателей. Коммунистов.

Потом на местном радио.


Из светлого.

На собрании учителей за меня попытался заступиться учитель математики Шульц. Усы были как у Гитлера. Мотоцикл с коляской. И очки как у летчика времен Отечественной войны.

Не особо гибкий. Правдоруб.

Сказал, отстаньте от него, мы в его возрасте пошли с парнями. И выпили. Ну и женщины среднего возраста на него набросились. Он решил не развивать эту мысль.

Потом приватно физрук, который всегда смотрел на меня как на недоразумение, сказал, что «не пойман – не вор». Я понял, что мой рейтинг в его глазах сильно повысился.

А самое главное – радио не было.


В школе оставили. Оценки снизили. Красный диплом я не получил. И на выпускном директор не спускала с меня глаз.


Пить не стал. Запах.

Накурился в хлам.

ВСД

Стало трусливой привычкой. Не могу изменить внутреннее состояние. Смени контекст. Чем контрастнее, тем лучше.


Вечер пятницы – вручение поощрительных грамот по итогам года. Костюм. Пожатие десятков рук. Во Владимире.


В паузе плащ под мышку. В машину. В ушах Nightdrive от Anoraak. За окном ночь. Капли дождя размазываются по стеклу. Огни машин пятнами.


За полночь в Москве. Вещи кучей. Механически. Мыслей нет. 4 часа беспокойного сна. Попытка позавтракать. Все просрочено. В мусор. Плевать.