– Режешь мясо кусочками, кидаешь в кастрюлю, заливаешь на две трети водой, ставишь вариться, – говорил Родион, орудуя ножом. – Пока мясо закипает, чистишь картошку и нарезаешь кубиками. Мясо закипело, кидаешь туда картошку, снова ждешь, когда закипит. Морковь прогоняешь через тёрку, обжариваешь её с луком до золотистой корочки на сковороде. За это время мясо с картошкой закипело. Помешивая, на медленном огне варишь мясо с картошкой примерно полчаса, потом кидаешь туда горсть лапши и помешивая доводишь до кипения. Посолить не забудь. Покипело пять-семь минут, лапша разварилась – можно выключать плиту и добавлять нашу обжарку лука с морковкой. Специи по вкусу.

– И как называется такой суп?

– Этот суп называется «Холостяцкий» – сказал Родион, когда мы сели ужинать.

– Почему «Холостяцкий»? – спросил я.

– Подрастешь, поймёшь.

В тот вечер я впервые за весь срок обучения почувствовал себя сытым.

Я думал, почему, проживая с родителями семнадцать лет, я не научился готовить такой простой и вкусный суп, а здесь, в общежитии, я научился за один день? Наверное, потому, что голод – самая эффективная мотивация к действию.

…

В холле общежития мы услышали звуки гитары.

– В общаге гитара есть? – удивился я.

– А ты умеешь играть?

– Ну так, чуть-чуть..

– Пошли!

Если честно, то играл на гитаре я не очень хорошо. Сносно умел сыграть пару-тройку песен, которые подбирались пятью стандартными аккордами шестиструнной гитары. Но одна песня у меня все же получалась нормально. Я по сей день не знаю кто её автор и её настоящее название. Называл я её по первым строчкам первого куплета «На карте в белом платье едешь ты…».

Слезливая такая песня о том, как девушка, бросив парня вышла замуж за другого, и теперь этот парень, страдая, поёт о том, что «рады за тебя все твои друзья, только в этот вечер грустен я… На карете в белом платье едешь ты…»

– Сыграешь? – спросил меня Родион.

Я взял гитару, присел в холле и запел эту песню. Не знаю почему, но так душевно, как в тот раз, я не пел никогда (пятая ступень пирамиды Маслоу?). В холле собралось человек двадцать. Парни молча слушали, некоторые девушки всхлипывали и вытирали слёзы. Когда я закончил играть, мне стали аплодировать.

Обстановка в общежитии стала для меня более или менее сносной.

…

Из четырёх этажей общежития заселены были только третий и четвертый. Второй этаж занимала доклиника, где на манекенах мы учились делать те или иные манипуляции, а на первом этаже находилась библиотека, актовый зал, кастелянша и единственный на всё общежитие туалет, в котором были два места, представленные чашами Генуя. Вечером перед отбоем, в туалет была дикая очередь. В кабинку входили по два однополых студента и делали свои дела. Выглядело это забавно. Сначала, из всей толпы надо было найти себе пару одного с тобой пола, потом выяснить у него цель посещения туалета: «по-большому» он туда собрался или «по-маленькому»?

Если вдруг, в образовавшейся паре поставленные цели не совпадали, то приходилось расставаться и искать себе пару по предстоящему интересу. На деле же всё выглядело до безобразия ужасно.

– Пацаны! Кто ср@ть идёт? – кричал кто-то из парней в толпу, стоящую в коридоре перед туалетом.

– Я! – отвечал ему кто-нибудь из толпы.

– Меня с собой возьмёшь?

– Не. Со мной уже Серёга се́рет!

– Блин! – сокрушался не нашедший себе пару. – Мне что, одному что ли ср@ть идти?

– Да не переживай ты! – успокаивали его. – Пока твоя очередь подойдёт, по-любому ещё кто-нибудь надумает!

Или, чтоб не кричать, кто-то из студентов подходил к другому и молча показывал ему небольшое расстояние между большим и указательным пальцем: «По-маленькому?» – читался вопрос в его глазах.