– Если мамка увидит и спросит, скажем, что я упала с крыльца у неё на работе. – Крыльцо там и впрямь было высоким и не мудрено было бы получить такие ссадины, упав с него.

– Понял? – добавила я.

– Понял.

Мама с отчимом и младшим братом пришли намного позже обычного, и мне это тогда было на руку. Помню, мама стала готовить пельмени на ужин, но я отказалась кушать, сказав, что днём наелась всего. Меня мутило и клонило в сон. Я прилегла на мамину кровать и под гул возни на кухне провалилась в сон.

Очнулась ночью. Все уже спали. Мама не стала меня перекладывать и я просыпаясь, потихоньку, чтобы её не будить, перелазила через неё и шмыгала на кухню к ведру – меня рвало. Затем прорыгавшись, я так же тихо залезала обратно. И вот, когда залезала третий или четвёртый раз, мама проснулась. Спросила, чего я шлындаю туда-сюда. Я ей там, что-то буркнула насчёт того, что по малой нужде. Она поверила и сама встала, поэтому же поводу. И тут я слышу, как она громко говорит:

– Это кто харкал в ведро кровью?

Я почувствовала её сильное волнение. Мама быстро зашла в комнату, где мы спали, и включила свет. То, что она увидела, привело её в ужас. Она смотрела на меня, а я смотрела на нее.

– Что это? – закричала мама, показывая на меня. – Что с твоим глазом?

Я не знала, что с моим глазом, поэтому ей так и сказала. Она схватила меня и поволокла к зеркалу. От увиденной картины и я, наверное, ужаснулась, но не настолько, насколько мама.

Мой левый глаз полностью вылез наружу. Глазное яблоко, как у мультяшных героев, после того, как им дадут чем-то тяжелым по голове, вылезло полностью наружу. Этим глазом я ничего не видела, хотя и не сразу заметила этого.

Мама начала меня осматривать и нашла злополучные ссадины. Увидев, что ссадина была и на голове, решила присыпать её стрептоцидом, чтобы ранка не нарывала. Когда она начала стрептоцид втирать ватой в ранку, то ужаснулась ещё больше. Вата вокруг раны проваливалась в голову. Никакой твёрдой поверхности, сплошная очень мягкая, держащаяся только кожей поверхность левой части головы.

Она срочно вызвала «скорую». И когда мы её ждали, мама, то и дело спрашивала:

– Откуда у тебя такие раны?

Я ей честно отвечала:

– Упала с твоего крыльца на работе.

– Добегалась, – нервничала мама. Её всю трясло. А мне всё так же не было больно, только немного тошнило.

В «скорой» меня укладывали лечь, но я наотрез отказалась и села рядом с мамой. Я не понимала, чего они все так беспокоятся – я же жива, здорова, только немного поцарапана. Глаз – ну, и что-что глаз. Вылечат быстро.

Но лечили меня долго и всё безрезультатно. Реанимация, травматология, затем глазное отделение. Там пролежала неделю и ничего. Стали готовить к операции по удалению глазного яблока.

И, о чудо! А ещё говорят, чудес не бывает. Опять мне посылают в помощь человека.

Приезжает в больницу врач из Ташкента по своим делам. И уж я не знаю, как он меня там увидел и почему пожалел, но я слышала, как он кричал на моего доктора и сестёр, что те не правильно мне накладывают повязку на глаз, перебинтовывая его туго. Что таким образом глаз может вытечь, а он итак находится на одном каком-то нерве. Он собрал все мои документы, сделал повязку на глаз в виде шторки и сказал, что забирает меня с собой в Ташкент. Зашёл в палату, бережно взял меня на руки и понёс в скорую.

Не помню, как мы ехали, помню только, как плакала мама. Дорога была дальней, но почему-то в Ташкенте мы оказались быстро. Наверное, какое-то время я спала, а может, забылась.

В Ташкенте он стал возить меня по всем больницам, но никто меня не принимал. Говорили, что у нас таких не лечат – а может, не вылечат. Ему не оставалось ничего, как везти меня в свою больницу. А его больница, это институт мозга. Там лежали, как я потом увидела больные, которым малость «не хватало в мозгах». Он сразу приступил к тщательному обследованию, а затем и лечению. Заказывал лекарство в Москве и сам же за ним летал. Я помню, как он обрадовался, что мой выбитый контуженый глаз видит мутный свет, когда смотрит на окно.