– Аркадий Яковлевич, простите, что отвлекаю. Я ещё секретаршу сменю, вы не против?

Первые шаги

Апрель 2007 года, Москва

За одиннадцать месяцев до выборов Президента РФ


– Антон Геннадьевич, телевизионщики приехали, – говорит мне Лена Вязьмина, координатор по работе со СМИ.

– Ага. Камер много?

– Честно говоря, всего две. С Восьмого канала и американцы.

– Пресса вся собралась?

– «Эхо», «Свобода», четыре газеты и интернетчики.

– Всё, начинаем. Где Яша?

– Я его сейчас позову.

Подходит козлобородый юноша Яша, который работает с молодёжью и студентами. Он хлюпает носом и неловко пытается засунуть мобильник во внутренний карман куртки.

– Так, Яша, начинаем. Сколько у тебя народа?

– Человек семьдесят, Антон Геннадьевич.

– Ты же двести обещал! Во всяком случае, в бюджетном отчёте указал столько. И где они?

– Так холодно же…

– Холодно? Ладно, после разберёмся. Раздавай реквизит, группируй их и двигайтесь на камеры из-за угла института. Мне к кому потом подходить?

– В первом ряду крупный парень и с ним девушка. У них большие жёлтые значки с перечёркнутой надписью «Цензура».

– Ясно. Всё, погнали.

Я подхожу к прессе, здороваюсь со всеми, обсуждаю сценарий съёмки, выясняю, куда мне встать, и вместе со всеми смотрю демонстрацию. Из-за здания РГГУ хаотично выходит группа молодёжи, держащая в руках плакаты и транспаранты с лозунгами «Путин! Верни нам прямую речь!», «Мы не хотим молчать!», «Цензуру обратно в Кремль!», «Скажи это вслух! Скажи это первым!». У многих рты залеплены пластырями с надписью «цензура». Камеры лениво всё это снимают, затем переключаются на импровизированную трибуну, где стоит Яша, две девчонки и Толя, один из наших старпёров из отдела правозащиты «Колокол». Колонна подходит к трибуне и останавливается.

Яша берёт микрофон и вещает про то, как это здорово, что все мы здесь, несмотря на, из солидарности с, и просто потому, что хотим жить свободно. Он говорит долго и незажигательно. Затем слово берет Толя, который нудит своё традиционное про эстафету поколений, время семидесятников и прочую херь. В общем, я их не слушаю, потому что ничего в их речах не изменилось с того времени, когда я работал по другую сторону баррикад. Я курю и смотрю на время. Вместе с ожиданиями и подготовкой наш митинг продолжается второй час. Демонстранты в задних рядах нервно переступают с ноги на ногу, кто-то украдкой зевает. Я думаю о том, что если такими чахлыми сборищами мы будем и дальше вершить медиа-революцию, всех нас уволят ещё до выборов.

Наконец слово берет последняя из выступающих. Девушка говорит цветастыми фразами, забавно жестикулируя. Временами срывается на крик, но в целом смотрится, пожалуй, лучше всех. По крайней мере, ей легче верить.

– И я рада, что мы, молодые, первыми говорим о свободе слова здесь и сейчас! Не дожидаясь, пока нас пригласят на телевидение или о нас напишут газеты. Скажи, что ты думаешь! Скажи это вслух! Скажи это первым!

Она заканчивает своё выступление, и собравшиеся начинают дружно скандировать:

– Первый нах! Первый нах! Первый нах!

По этому сигналу я подхожу в первые ряды и становлюсь между девушкой и парнем с жёлтыми значками. К нам тут же подходят представители СМИ:

– Антон, Мария Лапшина, радио «Свобода», скажите, почему вы не на трибуне, а тут, внизу?

– Вы знаете, я не умею говорить речи, да и не хочу. У нас есть кому сказать! Там, на трибуне молодые надежды России, новые лидеры демократической молодёжи. Они должны говорить. А я сторонник живого человеческого контакта, я хочу быть рядом с трибуной, вместе с ребятами. – Я обнимаю обоих за плечи и улыбаюсь.