Девушка со «Свободы» протягивает микрофон стоящему рядом парню:

– Молодой человек, вы из какого института?

Парень мнётся и смотрит на меня.

– Денис – молодой историк, учится в МГУ, – отвечаю я за него. Парень кивает и наконец улыбается.

– Антон, да вы тут всех знаете.

– Я люблю общаться с людьми. На улицах, а не в стенах кабинетов, – скромно отвечаю я.

– Скажите, Денис, когда состоятся новые молодёжные митинги в защиту свободы слова?

– Ну… скоро… мы скоро снова выйдем на улицы.

– Вы надеетесь чего-то добиться с помощью этих выступлений?

– Мы… мы надеемся. Конечно.

Корреспондентка переключается на девушку, стоящую рядом со мной, задаёт вопросы ещё кому-то. В этот момент парень спрашивает меня вполголоса:

– Долго ещё стоять-то? Нам обещали, что в два отпустят.

– Стой пока. Видишь, пресса работает.

– А нам за переработку не платят.

– Заплатят.

– А я, может, замёрз уже. Я ща возьму и домой пойду, сегодня футбол, кстати, – не унимается он.

– А я ща возьму и по ебальничку заеду, а потом деньги заплаченные отберу, вот и согреешься. Как тебе такой расклад?

– А чё сразу деньги-то? – чуть повышает голос парень.

– Тихо. Улыбайся, кретин, – шепчу я, – нас телевидение снимает.

К нам подходят журналисты с камерой:

– Антон, как вы считаете, будут ли изменения в политике государства по отношению к СМИ?

– В том будущем, которое нам навязывают, конечно нет. Если нынешнему режиму удастся остаться у власти на третий срок, нас ждут худшие времена.

– Антон, вы надеетесь на то, что молодёжь сможет изменить ситуацию? Будут ли наши дети жить в новой России?

– Я не просто надеюсь. Я в этом уверен. Потому что с такими ребятами, – я хлопаю по плечу быковавшего парня, – с такими ребятами и девчонками нас ждёт удивительное будущее. Потрясающее будущее. Мы просто обязаны им в этом помочь.

– Это был Антон Дроздиков, политолог, правозащитник и представитель…

– …тактических медиа, – заканчиваю я.

– …тактических медиа, – заканчивает журналист.

Нас ещё минут десять поснимали, затем камеры свернулись и уехали. Тут же разошлись и демонстранты. Только какие-то интернетчики продолжали задавать вопросы Яше. После того как ушли и они, я подошёл к Яше, взял его под руку и спросил:

– Ты менее колхозный контингент можешь в следующий раз привести?

– А чем этот-то…

– А тем, бля. У тебя в первом ряду баран двух слов сказать не мог, да ещё и быковал на меня, сопляк.

– Антон Геннадьевич, издержки бывают, сами понимаете. Не всё же тут идейные. Просто…

– Просто оплачивать надо лучше, а не «до часа уплочено». Тогда и народу больше придёт. Такую картинку стыдно показывать. Ты на основе каких фотографий собираешься статьи писать? Фото с пятью дебилами?

– Можно в фотошопе подрисовать, если для интернета.

– Я тебе зарплату в другой раз в фотошопе подрисую, понял?

В этот момент к нам подъезжает «Мерседес» Вадима, и я, не выслушав Яшиного ответа, сажусь в машину и показываю Вадиму, что можно ехать. На площади перед трибуной остались лежать два плаката, пустая бутылка и несколько пачек сигарет. Вот такие результаты.

Вадим рассказывает про митинг, который должен состояться на Пушкинской площади:

– Антон, мы идём по графику. После молодёжи выступят интеллигенция, журналисты и правозащитники в четыре часа дня. А вечером там же соберутся молодые представители бизнеса. Ты приедешь в четыре?

– Нет.

– А на митинг менеджеров?

– К мэ-э-э-энеджерам? Зачем? Помэ-э-экать?

– Антон, что-то случилось?

– Вадим, я только что выступал перед камерами, имея за спиной десяток уродов призывного возраста. Я больше не готов ходить на такие мероприятия. Подумай о том, какую картинку мы создаём.