Проникновение заняло три дня. Обход поверхностных датчиков, отключение спутникового следа, запуск ручного лифта с аварийной панели на старом грузовом терминале. Никто не помнил, что он вообще существует. Когда я вошёл, система опознала меня. Не по имени – по почерку. По структуре команд, по тем командам, которые я писал десять лет назад, когда только формировался протокол связи между человеком и ядром.

Сейчас вход полностью заблокирован. Всё, что можно было изолировать, я изолировал. Никто не пройдёт – не потому, что не сможет, а потому, что не знает, где искать. Этот комплекс стёрт с оперативных карт. Даже сам интеллект теперь работает в замкнутом режиме, без доступа к внешним сетям. Только я. Только здесь.

Ядро – не комната с серверами. Оно больше похоже на сердце машины, которое пульсирует не кровью, а кодом. Огромная сферическая конструкция, встроенная в центр бункера. Стеклянная оболочка, за которой – слои металлических ячеек, постоянно движущихся, изменяющихся. Свет там никогда не гаснет – он встроен в саму структуру, как если бы машина излучала сознание.

Оно не охраняется – потому что некому нападать. Архитектура защиты строилась не на внешней обороне, а на недоступности. Сюда никто не должен был возвращаться. Никто, кроме меня.

На первый взгляд, сердце комплекса выглядит как нечто безжизненное, но его роль сложно переоценить. Оно анализирует каждый параметр: температура, давление, влажность, энергообеспечение, а также более глубокие процессы, которые связаны с функционированием самой базы. Время от времени оно посылает сигналы о состоянии систем, но на всё это уже не обращают внимания. В этом бункере не существует угроз для самого ядра – все возможности нападения или вмешательства устранены ещё на стадии проектирования. Всё, что нужно, это доверять его вычислительным возможностям.

Тишина, которая окутывает бункер, теперь ощущается почти как живая. Всё работает, но ничего не видно. Всё скрыто за слоями железа и стекла, под контролем алгоритмов, которые управляю тем, что происходит внутри. В этом месте время и пространство становятся абстракциями. Это монументальный механизм, который обеспечит выживание оставшегося человечества наверху. Но это не дом. И не место для жизни.

Проснулся с ощущением, что уже давно не был в реальном мире. Система поглощала меня всё больше, и я начинал забывать, когда в последний раз выходил на улицу, ощущал на лице свежий воздух, или, хотя бы, разговаривал с живым человеком. Здесь, в этом месте, где я провожу свои дни, всё кажется… не таким. Всё затягивает, сжимаются границы.

День начался, как обычно. Встав, я прошёл в столовую. Это не место, которое когда-то имело какое-либо величие. Когда-то здесь было много людей, было нечто похожее на уют, но теперь столовая – это просто пустое пространство, заполненное стерильными белыми стенами и металлическими столами, с примитивными синтетическими печами, которые никогда не выглядели такими холодными и бесполезными, как сегодня.

Столы покрыты теми же пластиковыми пленками, что и раньше. В углу – старый холодильник, замороженные запасы, которые начинают показывать признаки старения. В холодильнике есть всё, что мне нужно, но это не настоящий «выбор». Всё синтетическое. Состав – больше химический, чем органический. Продукты, приготовленные с использованием нанотехнологий, несомненно, эффективны, но не содержат той текстуры и тепла, которые можно было бы почувствовать в обычной кухне. Молоко, мясо, овощи – всё это искусственно, даже искусственно созданное молоко не имеет никакого вкуса, только пустоту, как и сам процесс готовки. Система готовки – это просто механическое выполнение функций, которые лишь имитируют готовку. Я сам должен настраивать температуры, указывать режимы, но сам процесс не имеет смысла. Не для того, чтобы это было приятно. Это просто обязанность. Нужно просто поесть.