Однажды она проверяла мое сочинение и посоветовала:

– Если хочешь грамотно писать, то нужно читать Тургенева. Он хорошо знал язык, правильно строил предложения.

ЗОЯ ЕФРЕМОВНА

По хорошим манерам курская бабушка, Евгения Осиповна, напоминает мою любимую воспитательницу детского сада Зою Ефремовну. Она не старая и не молодая, но лицо всегда доброе и красивое. С нами она играла в парикмахерскую. Светлые волосы, заколотые в валик шпильками, она красиво распускала и от удовольствия закрывала свои серые глаза, когда мы нежно расчесывали, гладили ее белокурые пряди и поправляли очки в позолоченной оправе и такие же часики на браслете-цепочке на белокожем узком её запястье. Дорогая вещь – подарок отца или мужа. Её дочь Алёна училась в школе.

Алёна очень похожа на маму и лицом, и фигурой и тоже любит воспитывать. Когда она приходила к маме в садик, то во дворе лепила с нами снежную бабу или с выражением читала нам книжку «Соленый пес» писателя Фёдора Кнорре. Мы плакали, когда пёс тонул, и радовались, когда его спасли.

Зоя Ефремовна не была большой модницей, но имела вкус, о таких мама говорит:

– Дама с шармом!

Тонкая талия Зои Ефремовны позволяла надевать любой длины платья и широкие пояса. Она носила шерстяную юбку цвета какао в клеточку, которая из-за мелких складок казалась полосатой, а летом – шифоновое платье с пышными рукавами ниже локтя и светлые лакированные туфли-лодочки на небольшом широком каблуке.

Она никогда не торопилась, не оставляла нас на нянечку, чтобы поговорить с коллегами. При ней дети успокаивались сами собой. Она никогда не повышала голос, никого не стыдила.

По утрам мы спешили в садик, чтобы в игральном уголке с большим ковром успеть взять с полок какую-то нужную игрушку: калейдоскоп, кубики, неваляшку, пирамиду, юлу, бубен, автомобиль, куклу, лошадку и др. Их всем хватало, но всё равно опоздавшие спорили. Зоя Ефремовна сразу всех мирила. С ней никогда не было скучно.

Однажды мама Гали Алексеевой, которая работала портнихой, подарила нам для игр неслыханное «богатство» – много-много кусочков разных тканей. Вместе с Зоей Ефремовной мы без устали перебирали каждую тряпочку.

– Разве можно из такого шить одежду? Прозрачный как стекло, – удивлялась воспитательница, разглядывая на свет лоскуток капрона в сеточку.

– Конечно, платье для балер-р-рины! – деловито заявляли мы.

Она всегда разговаривала с нами, не сюсюкая, а как со взрослыми, делая вид, что многого в жизни не понимает, а мы ей, как подружке, всё объясняли.

Не любила садик веснушчатая Лола с белой кожей и целый день сиднем сидела. Мы пытались её развеселить:

– Пойдём играть в догонялки!

Она опускала голову, надувала губы, наверное, стеснялась, что слишком полная, медленнее всех бегает, быстрее устает. Тогда мы тормошили ее нарочно:

– Хватит хныкать, пойдём, плакса!

Лола огрызалась:

– Вот скажу маме Маше, вас наругает!

– Так она же твоя бабушка?!

– Нет, мама, – отвечала она, нахмурив брови.

– Вчера тебя забрала мама Надя. Разве не мама?

– Мама! А после садика пойду к маме Вере.

– Столько мам не бывает! Ха-ха!

– Бывает, – заступалась Зоя Ефремовна. – Просто Лола называет так бабушку и своих тётей, очень их любит, сильно скучает.

Лола прижималась к воспитательнице, а та поглаживала ее по голове, поправляла большой бант. Нам тоже хотелось обнимать Зою Ефремовну, но мы понимали, что Лоле это важнее, ведь так она спокойнее, без слез, дотянет до конца дня.

Вторая воспитательница, тёмноволосая с яркой помадой малинового цвета, Галина Никитична, была строже. Одевалась не так, как Зоя Ефремовна, а в тёмные узкие юбки и вязаные кофты, наверное, модные, но, на мой взгляд, обыкновенные. Она мало разговаривала с нами, больше ругала, ставила в угол; набедокурившие сопротивлялись, кричали. Я не всегда понимала, что уж такого плохого они сделали, и боялась, вдруг и меня накажет. Дело в том, что я хоть и была послушной молчуньей, иногда застенчивой, но не тихоней, а ротозейкой и хохотушкой, точнее, страдала смешливостью. Поэтому не всегда могла выглядеть хорошо воспитанной девочкой. К счастью, выручали Зоя Ефремовна да подружки-хохотушки.