Наконец, он постановил себе ехать в городской крематорий, осмотреться и, если получится, украсть готовый прах.

С час лазил он по территории крематория. Рассмотрел главное здание, сооруженное в виде поставленных на ребро мисок. Пооколачивался возле огромной Стены скорби, где были изображены люди то целиком, то частями: голова или нога с длинными, растопыренными пальцами или еще что. И поэтому казалось, что по всем этим людям проехался бульдозер. Стена нагнала на него такую тоску, что хоть руки на себя наложи. Но он решил подождать, а сначала зайти в контору.

В конторе за барьером сидела молодая женщина в синем форменном халате и ничего не делала. Лом прикинулся, что интересуется на прейскуранты и объявления на стенах, потом подошел к ней:

– А с-сколько стоит, в смысле, чтоб человека спалить?

– Кремация взрослого человека стоит двадцать рублей и шестьдесят копеек. Кремация ребенка – десять рублей и тридцать копеек.

– Н-на половину, значит, – глубокомысленно заметил Лом. – А ребенок это с-сколько?

– До двенадцати лет.

– П-понятно. Как на самолете, – Лом тянул время. – А если, например, карлик. Тогда как?

Женщина стала раздражаться:

– У вас кто-то умер?

Лом вспомнил про дядю Лешу:

– Есть тут один, – задумчиво произнес он. – Один г-гад.

– Так я не поняла, – со злостью сказал женщина, – умер или что?

– Да нет же, говорю, кандидат.

– Тогда, пожалуйста, почитайте прейскуранты. Там все сказано.

– А т-ты для чего тут сидишь, – тоже разозлился Лом. – В-волосики накрутила, губки… Женихов ждет, дура. А я вот напишу про тебя в газету – своих не узнаешь… И заголовок придумаю, чтоб сразу было видать.

С этим он хлопнул дверью и ушел без результата. Подпалить бы их всех к чертовой бабушке, чтоб знали, думал он…

А чтоб что знали – непонятно.

Минут через пятнадцать бессмысленных блужданий он увидел то, что как раз ему было нужно: в тени какой-то пристройки сидел местный человек в таком же халате, как и на ритуальной женщине, только грязном. Местный человек кушал зеленый лук без хлеба и соли, лицо у него имело сутулое похмельное выражение.

– Зд-доров, дядя, – вежливо приветствовал его Лом.

Местный человек махнул луковицей.

– Д-дело есть, – сказал Лом, руки в карманах.

– Через час, понял ты, – помотал головой местный человек. – У меня обед.

– А в-вот я тресну этим кирпичом по балде, – рассвирепел от всего этого бюрократизма Лом, – как тресну, т-так вы у меня тут все г-гады забегаете… С-сказано, дело есть!

– Ты б так сразу и сказал, – не испугался местный человек. – Говори дело.

– Ты при этом работаешь?

– Ну.

– Мне золы надо, что от покойника ос-стается.

– Зачем тебе ее?

– Н-надо, – ответил Лом и, подумав, добавил, – к-корм для рыбок.

– Дело твое, – не удивился местный человек, – Сколько?

– Литровую банку.

– Литр за литр, – назначил цену местный человек.

– Т-ты что, сдурел! За банку мусора – литр?!

– Ты где руки поморозил?

– В самодеятельности. Я в с-самодеятельности играю, на ложках.

– Вот и у меня тоже, понял ты, на ногах то же самое. Водкой спасаюсь. Глянь, в каких носках летом хожу. Так что гони литр.

Договорились.

– Давай посуду.

Лом сбегал на соседнее кладбище и вернулся с банкой, на ходу вытряхивая из нее цветы.

– Ты тут погуляй, понял ты, – сказал местный человек, – посмотри достопримечательности. Но далеко не уходи. Я скоро!

И, выпросив пятерку в задаток, куда-то скоро ушел.

Вернулся местный человек часа через два с лишним, когда Лом уже серьезно собирался искать какое-нибудь кайло, чтоб все это заведение потревожить за такое отношение к живым людям. Но в последний момент появился местный человек, неся перед собой нечто, завернутое в газету.