– А не, не похожа. Ложанулся я кажись.

– Шо ты там бормочешь?

– Я говорю, привет дедуле! Здорово Кум!

– Да пошёл ты… – Проскрипел Пенсионер, злобно ругаясь про себя.

– А это шо за красавчик, за тобой ховаеться?

– Ну ты совсем рамсы попутала чувиха. Это же гомик. Вали отсюда. – Жиган обронил последнюю фразу, сторону Фарцы.

– Шо ты шумишь, всешь таки гомик тоже человек. – Жеманилась Мерлин.

Артист не уходил, и смотрел в глаза Марлен, с преданной любовью.

– Ну твою так раз так, педерастов нам ещё не хватало! – В злобе подскочил к Фарце Пенсионер, и заправски врезал тому в зубы.

Тот вытер губы, и обнаружив кровь на ладони, уставился злобным взглядом на своего обидчика.

– Откуда ты эту мразь приволок, штемп гребаный? – Не унимался Пенсионер.

– Да ты чо в натуре Пенсионер, не знаю я его. Ну вместе одну зону топтали, так он питушатником заправлял, а мне западло с питухом якшаться. – И со словами: – У падла. – Жиган пробил пенальти по тылам Артиста, снеся того на землю.

– У как зыркает ещё зверёныш, убью падлу! – Шипел Пенсионер, задыхаясь от злобы и давясь от одышки, избивая ногами в живот, лежащего на земле Артиста.

– Ну будя! Будя уж, вбъешь ведь садюга. – Оттесняя грудью, вспотевшего Пенсионера, с пеной у перекошенного рта, от лежащего на земле и рыдающего Артиста, ворковала Мерлин: – Ишь развоевался старпёр.

– А дедок-то работал профессионально, старый кадр. – С почтением заметил подошедший Товаровед, жуя целую булку, порезанную вдоль и начинённую сливочным маслом и красной рыбой.

– Ну вы посмотрите на эту сиделку, с под одного песок выметает, другому сопли утирает, просто мать Тереза какая-то. – Ироничным тоном, сказала девица с порочными глазами. Товаровед сегодня пришёл не один, а в кампании стройной блондинки, имеющий нулевой размер груди и лошадиную челюсть. Звали её Ксюшей, на не русский же стиль Оксаной, и последняя реплика была её. Одета девушка была по последней европейской моде, с сумочкой через плечо и стильных солнце защитных очках.

Мерлин, стоявшая на коленях и вытиравшая кровь с губы Артиста своим носовым платком, встала на ноги, и расставив руки, уперев кулачки в свои покатые бедра, начала заводиться:

– Шота я не поняла, это кто у нас мать Тереза? Товаровед твою за ногу! Что это ты нам привёл!? Это та самая кляча, что вчера с тобой на пикнике упившись, разлеглась, демонстрируя всему городу свои шёлковые трусы, из отдела детского – белья. – И Мерлин выставив грудь вперёд, начала наступать на Оксану.

– Ой напугала. Что ты выменем своим машешь, чай не на слёте молодых доярок. – Парировала Оксана, глядя на колышущеюся грудь, своей оппонентки.

– Кто доярка!?

– Да ты, на прикид свой глянь, все из комиссионки! А главное платье твоё гармонирует с грязной майкой Пенсионера. Да вы с ним одеваетесь на одной барахолке. Да и салоны красоты я вижу ты не посещаешь.

– Да, да это ложь! – Только что и нашла, что сказать до глубины возмущённая Мерлин.

– Конечно, зачем тебе? Ведь у тебя личный визажист! В целях экономии, самолично макияж тебе навёл.

– Аааа…! – Не найдя от возмущения что сказать, прокряхтела Мерлин.

– С облегчением. А знаешь, тебе идёт твой новый имидж. – Продолжала издеваться Оксана

– Що за наклёп? Що за образу? То доярка, то сиделка!

– Ну я не знаю, может и не сиделка, может лежалка. Только глядя на тебя понимаю, почему тебя Мерлин Мурло зовут.

– Ну все кобыла, это было твоё предсмертное ржание. – Выпалила Мерлин, бросаясь на Оксану.

Фарца Товароведу в азарте:

– Ставлю червонец на твою оглоблю, она выше и руки длиннее.

– Принимается.

Двадцать лет Монро и двадцать Оксаны, встретились что бы разобраться, чьи волосы лучше и крепче, и у кого они менее ломкие и секутся.