«Дитя Тьмы», – так, кажется, назвал ее Малакор. А потом и сам Мортариус. Шепоты тоже называли ее так. Они обещали ей силу, понимание, принятие. Говорили, что Каэл боится ее, что он хочет ее использовать, как и все остальные.

Каэл видел, как она борется, как пытается отогнать эти голоса, но они были частью ее, или того, что в ней пробудилось. Он чувствовал себя беспомощным. Его навыки убийцы, его умение выживать в дикой местности – все это было бесполезно против такого врага.

Он вспомнил обрывки разговоров с Мариусом, упоминания о древних орденах, отшельниках, тех, кто жил в гармонии с природой и понимал тайны духа. Где-то в Диком Лесу, огромном, почти нехоженом массиве на севере, по слухам, обитали Провидцы Чащи – замкнутое племя, сторонившееся людей, но обладавшее знанием о древней магии и целительстве душевных недугов. Это был призрачный шанс, почти безумная затея, но других у Каэла не было.

Путь в Дикий Лес оказался еще тяжелее, чем их бегство от Черной Иглы. Лес был не просто диким – он был живым, первозданным, полным скрытых опасностей и странных, непонятных Каэлу законов. Несколько раз они едва не погибли – то в топкой трясине, то от клыков саблезубого лесного кота, то заблудившись в тумане, который, казалось, обладал собственным разумом. Лия слабела с каждым днем. Шепоты терзали ее, и ее сила, вырываясь наружу, иногда спасала их от неминуемой гибели – разогнав стаю волков внезапной волной ужаса, или обрушив старое дерево на пути неведомого преследователя, – но каждый такой всплеск отнимал у нее остатки сил.

Когда Каэл уже почти отчаялся, они вышли на небольшую, скрытую в глубине леса поляну. Здесь, среди вековых деревьев, стояло несколько низких, покрытых мхом хижин, сложенных из камня и дерева. Дым из труб не вился – признак того, что чужаков здесь не ждали.

Их встретили молчаливые, суровые люди в одеждах из шкур и грубого полотна. Их лица были обветрены, а глаза смотрели с глубокой, древней мудростью и таким же глубоким недоверием. Каэл попытался объяснить, кто они и зачем пришли, но его слова, казалось, разбивались о стену молчания. Провидцы смотрели не на него – они смотрели на Лию. На ее Метку, которая сейчас, под грубой тканью рубашки, казалось, горела холодным огнем.

Наконец, из самой большой хижины вышла старуха. Древняя, как сам этот лес, с лицом, покрытым сетью морщин, словно кора старого дерева. Ее глаза были закрыты бельмами, но Каэлу показалось, что она видит его насквозь.

– Дитя Тьмы пришло в наш лес, – ее голос был скрипучим, как старое дерево, но в нем чувствовалась сила. – Принесло с собой эхо Великой Скверны.

– Ей нужна помощь, – Каэл шагнул вперед. – Голоса… они мучают ее.

Старуха медленно кивнула.

– Я слышу их. Шепот Древнего Змея. Он пытается отравить ее душу, подчинить ее волю. Тот, кто называет себя Мортариусом, оставил на ней свой след. Грязный, липкий.

Она подошла к Лии, протянула свою сухую, узловатую руку и коснулась ее лба. Лия вздрогнула, но не отстранилась. В глазах старухи на мгновение вспыхнул странный свет, словно она заглянула в самую душу девочки.

– В ней не только Тьма, – прошептала она. – В ней есть и Свет. Древний, чистый. Но он слаб. Испуган. Шепоты глушат его.

Она выпрямилась и посмотрела на Каэла своими незрячими глазами.

– Мы можем попытаться помочь. Очистить ее дух от скверны, заглушить шепот. Но ритуал опасен. Он потребует от нее всей ее воли. И от тебя тоже, чужак. Ты должен будешь разделить с ней это бремя, стать ее якорем в буре, иначе ее душа может расколоться.

Каэл не колебался.

– Что я должен делать?