— Да с того, что видела, как он на нее смотрел. На хер бы он ее вообще на днюху приглашал и рядом сажал всем напоказ? И ты тоже. Только дура она будет конченая, если депутата на говномеса променяет.

— Говорит мне та, которая говномесу член только вчера со чмоками сосала, — напомнил я. — Хочешь еще? — угрожающе наехал я на Наташу. Положил сына на постель и взялся на ремень на джинсах. — Иди сюда, сука, напомню, как ты сперму мою глотала, облизывалась и еще просила.

— Да пошел ты! — процедила она, окатила меня с головы до ног презрительным взглядом и ушла.

И входной дверью, ожидаемо, грохнула.

— Да с удовольствием, — в пустоту бросил я тихо и осмотрелся по сторонам — все ли собрал.

— Тук-тук-тук… — услышал посторонний голос.

— Проходите, — отозвался, подхватил сына, крепко ухватившего пустышку и старавшегося рассмотреть ее, уложил в переноску, пристегнул его и пошел в кухню. — Проходите сюда, — позвал риелтора, сунувшегося в гостиную, и принялся делать молоко в дорогу.

— Вот ваш залог, — положил риелтор деньги на стол.

— Спасибо. Подождите пару минут.

— Конечно. — Он сел за стол и что-то принялся писать в договоре. Я намешал смеси две полных бутылочки, освежил воду в третьей. — Подпишите, что деньги вам вернули, — повернул ко мне бумаги.

Я подмахнул не глядя. Выложил из кармана ключи на стол.

— Поможете мне? — кивнул на спортивную сумку и чемодан на колесиках.

— Без проблем, — кивнул риелтор.

Через пять минут я уже прикрепил переноску на сиденье моего «Лексуса», а после приклеил на заднее стекло яркую полосу-предупреждение о том, в машине едет младенец.

Сел за руль, обернулся и подмигнул таращившемуся на что-то сыну.

— Ну что, мой родной, поедем? Вернем нас твоей мамке… — отвернулся, — пока хотя бы по документам…

И осторожно тронул машину с места.

***

Катя

Я почти кинулась Косте на шею, но вовремя вспомнила, что рядом его жена, хоть и гражданская, и Женя.

Только Костя был не согласен с этим. Он широко заулыбался и повторил жест, который делал только он и который я не забуду никогда: чуть развел согнутые в локтях руки в стороны и повернул ладонями вверх — так он всегда звал меня в свои объятия.

И я, плевать на всё, шагнула в его руки. Обняла, поцеловала в щеку и снова повисла на шее, чуть не задушила, зажмурившись. Сердце обтесывало ребра, снова в унисон с его сердцем.

— Господи, как я рада тебя видеть… — выдохнула и все же отступила на шаг. Не могла не улыбаться и рассматривала его уже открыто, щупала мускулистые руки, твердую раздавшуюся вширь грудь. — Боже мой… я не верю… Куда ты пропал?

— Ты такая красивая, еще краше чем была, — не ответил мне Костя. — Такая женственная стала, утонченная. Где там девчонка, что спала со мной на сеновале, прыгала по крышам и улепетывала в кедах от орущего продавца попкорна на набережной?

— Ооо, это было весело! — закатила я глаза со смехом. — ты тоже другой теперь. Возмужал, большой такой стал — не обхватишь.

— Я надеюсь, не потому что люблю поесть? — лукаво улыбнулся в своей манере

Костя и чуть склонил голову набок, рассматривая меня так же откровенно, как я его. Мы оба не могли насмотреться друг на друга, изучали каждую черточку лица, новые оттенки знакомых до щемоты в груди жестов.

Господи, это лучший день в моей жизни!

— Нет, конечно, нет, — ответила я. — Ты крутой весь, — ладонями обозначила его тело, — как Сталлоне.

— Я лучше, — рассмеялся бархатистым смехом Костя.

Его голос стал мощнее, ниже и глубже, а от этих бархатного тембра у меня раньше мокли трусики на счет раз. Теперь же я с удивлением отметила, что любуюсь молодым мужчиной и наслаждаюсь без всяких позывов плоти сомкнуться с его плотью.