В следующих двух примерах будут фигурировать папы, но это не значит, что во всем виноваты именно они. Просто их роль не менее значима, чем роль любого другого члена семьи. Еще раз повторюсь, поскольку считаю это важным: мы не решаем вопрос, кто виноват или кто виноват больше, а кто меньше. Речь исключительно о том, что делать или чего делать не стоит. Итак, речь о том, что все правила, упомянутые в этой книге, должны соблюдать двое, и знать об их существовании должны все заинтересованные лица.

Если пешеход переходит дорогу на зеленый сигнал светофора, а водитель при этом жмет на газ, что из этого выйдет? Результат будет очевидно такой же, как если бы водитель ехал по всем правилам, а пешеход бросился под колеса, не посмотрев не только на красный свет, но и по сторонам.

Очень часто молодая мама на любые мои предложения обсудить тот или иной вопрос с мужем, отвечает примерно так: «Он? Да вы что, я даже не могу ему об этом рассказать, он и слушать ничего не захочет, он считает, что все это неважно, что это мои проблемы», – и так далее. В таком случае, конечно, далеко не уедешь. К сожалению, такие слова чаще всего звучат в адрес мужей, но это не значит, что виноваты только они. В любых взаимоотношениях всегда участвуют, по крайней мере, двое, иначе это уже не взаимоотношения.

Приведу пример.

Ко мне обратилась молодая мама с девочкой четырех лет. Не буду скрывать, что после пятнадцати минут общения у меня возникло сильное желание поставить ребенку диагноз СДВГ (синдром дефицита внимания и двигательная гиперактивность) и как можно скорее закончить консультацию. Девочка успела несколько раз включить и выключить свет, порисовать на столе, схватить ножницы и попытаться разрезать мою записную книжку. Рот у этого создания не закрывался в принципе, и ее требования идти домой, попить, поесть или на худой конец пописать свистели, как пули у виска. Мама то смотрела на меня извиняющимися глазами, то чуть не плача спрашивала: «Ну, вот как так можно? Что же с ней делать?» В конце концов, ребенок открыл дверь кабинета и ринулся в коридор. Мне пришлось достаточно решительно взять это чудо за руку и препроводить обратно, за что я получила настоящий пинок, хоть и не очень уверенный. Официальный диагноз звучал бы, конечно, более вежливо в сравнении с обвинениями в невоспитанности и избалованности, но что-то мне подсказывало, что диагноз здесь, к сожалению, ни при чем. Обратились они ко мне не в связи с гиперактивностью, а по поводу тиков. Тики, конечно, могут встречаться и у гиперактивных детей, но чаще всего они связаны со страхами или сильным эмоциональным перенапряжением, и само поведение девочки больше походило на провокацию, нежели на полное отсутствие самоконтроля. Поэтому я стала расспрашивать маму о семейных обстоятельствах. Оказалось, что этиология тиков на сей раз была более чем банальна, но лечить, как это часто бывает, хотели не причину, а следствие. Любому студенту-медику понятно, что если для какого-то заболевания не найдено этиологического лечения, как, например, в случае многих кожных заболеваний, то надежды на скорое, а главное, устойчивое выздоровление практически нет. Тики, как и вызывающе-агрессивное поведение девочки, объяснялись страхами. В данном случае лечить стоило папу. В этой семье так сложилось, что папа мало участвовал в жизни ребенка, приходя с работы, он занимался своими делами и частенько грубовато отмахивался от назойливых приставаний. За полгода до возникновения тиков в семье родился второй ребенок, на которого папа тоже не обращал большого внимания, но и не выказывал по отношению к нему недовольства, с одной стороны, в силу грудного возраста сына, а с другой, потому что тот почти целый день находился у материнской груди. Но теперь по вечерам, как только открывалась входная дверь и папа переступал порог, старшая сестренка принималась нещадно приставать к малышу: то щипнет его, то толкнет. В результате она получала «адекватный» ответ со стороны старшего товарища: тридцатилетний мужчина отвечал четырехлетнему ребенку тем же, при этом щипки и пинки сопровождались весьма нелестными замечаниями в отношении умственных способностей девочки, нередко и в матерных выражениях. Ответы ребенка своему великовозрастному воспитателю заставили меня усомниться в том, что его умственные способности превосходят «мудрость» дочери. Когда папа, взывая к совести старшей сестры, напоминал, что малышей обижать нельзя, находчивый ребенок задавал вопрос, а как быть с тем, что она сама еще маленькая. А если принять во внимание, что возрастная разница между братом и сестрой была на порядок меньше, нежели разница между дочерью и отцом, то вся картина действительно с трудом укладывалась в сознании ребенка. Понятно, что у меня возникло желание побеседовать с папой. Никто не собирался его «лечить» или учить жить, мне просто хотелось кое-что с ним обсудить. И тут выяснилось, что все это время папа ждал в машине на улице, заходить не собирался, участие в медосмотре считал ниже своего мужского достоинства, это несерьезное занятие было отдано полностью на откуп жене. Мама девочки несколько раз звонила и просила мужа подойти на пять минут, на что получала решительный отказ: чего я, мол, не слышал, я не собираюсь выслушивать никакие замечания на свой счет. Закончилось все тем, что звонки просто сбрасывались, а мама со слезами объясняла мне, что он боится, разговаривать ни с кем не желает, сам все знает, а ей теперь предстоит вечер веселых разборок.