Вахидеддина опоясывают мечом основателя династии. Чтобы не забывал – он отвечает за всех потомков султана Османа. Его опоясывают мечом четвёртого праведного халифа Али. Чтобы помнил – он не просто правитель Османской империи, он отвечает и за каждого человека на этой земле, исповедующего ислам. Третий меч, которым его опоясывают, принадлежал султану Селиму I Явузу, начавшему активно завоёвывать новые земли для турецкого народа. Столетиями каждый, кому надевали этот меч на пояс, считал своим долгом расширить и укрепить империю. Не у всех получалось. Теперь его черед. Каким правителем он будет? Как Осман, давший начало могучему роду? Как Али, ставивший интересы веры выше всего, что есть на земле? Или как Селим I Явуз, присоединивший к империи большие участки территории?

– Султан Мехмед VI Вахидеддин, правьте вечно! – прокричал кто-то. И все, пришедшие на церемонию, подхватили эти слова, повторяя не очень складно, но громко и выразительно.

– Султан Мехмед VI Вахидеддин, пусть ваша дорога всегда будет чистой, удача сопутствует вам. Живите веками со своим государством!

– … Пусть ваша дорога…

– Повелитель! Что вы делаете? Вы не должны повторять эти слова!

Вахидеддин склонил голову, пытаясь скрыть смущение. Больше пятидесяти лет он был тем, кто скандировал пожелание благословений для султана вместе со всеми. А сейчас всё это предназначено ему.

Мечи один за другим сняли. Однако тяжесть никуда не ушла. Он словно продолжал ощущать их на своём поясе. «Стоит принять на себя ответственность хоть раз, и ты больше не сможешь стать прежним. Она будет преследовать тебя, не позволяя отказаться от неё», – вспомнил Вахидеддин подслушанные слова Абдул-Хамида II, когда тот наставлял своих сыновей. Так вот что он имел в виду!

Назначенный несколько дней назад на пост главы корпуса «Победоносной армии Мухаммада» седобородый Хумаюн сделал два шага вперёд и, отсалютовав, провозгласил:

– Слушайте, слушайте все, что скажет Мехмед VI Вахидеддин хан хазрет лери*3! Да благословит его Аллах и приумножит дни его!

Пятнадцать. Минимум пятнадцать вариантов этой речи подготовили для султана. «Вам нужно только выучить», – говорили Вахидеддину, как маленькому ребёнку. И он выучил. Отрепетировал паузы. Отработал интонации и акценты. Всё было идеально. Но что же сейчас? Почему он забыл всё? Почему в голове нет даже туманных очертаний, о чём же ему следует сказать в этот момент? Сотни пар глаз обращены на него. Люди ждут. Говори, падишах, говори. Сердце сжалось. Опозориться ещё раз за это утро на глазах у народа? Нет, нет, нет. Только не это!

– Я не был готов к тому, что стану султаном. С самого детства я был слабым, и все, как один, были уверены – я не проживу долго.

Он произнёс не то, что следует говорить. Султаны, правлению которых он стал свидетелем, всегда рассказывали о славе Османской империи, о непоколебимости турецкого народа, о неотделимости территории, о шахаде*. Но он говорил о том, что было у него на сердце, раз разум отказался вспоминать заготовленные речи.

– А сейчас моё время подходит к концу. Одному Аллаху ведомо, сколько дней мне осталось на этой земле. Я не готовился к этому, потому что были шехзаде, коим надлежало стать падишахами раньше меня. Но Создатель распорядился иначе, призвал прежде времени к себе моих братьев и возложил на меня эту обязанность. Я удивлён. Молитесь за меня, чтобы Аллах давал мне мудрость быть добрым, справедливым и непреклонным правителем.

Вахидеддин видел, как люди переглядываются. И он не хотел даже предполагать, о чём они думают сейчас и каким видят его. Абдул-Хамид часто повторял, что если правителя любит народ, значит, правитель слаб, значит он – никчёмный. Позор для династии.