А маршал Комлин нисколько не изменился: такой же усатый, пучеглазый, резкий в движениях. Сидя рядом с Маруцзяном, он подавал реплики тем же громким, категорическим голосом. Он не умел ни обсуждать, ни рассуждать – каждое его слово звучало командой. И он помолодел, а не постарел! Война оживила его, уже прошедшего пик человеческого расцвета. У него распрямились плечи, встопорщились серые усы, заблестели глаза. Он впал во вторую молодость, наш славный маршал, глава вооруженных сил. Только ума у него не прибавилось – это стало ясно из первого же выкрикнутого им слова.

– Положение наше очень сложное, но мы будем напрягать все силы, – так закончил министр энергетики свой доклад о сгущенной воде.

– Да, постарайтесь, пожалуйста! – устало сказал Маруцзян. – Без энерговоды не отразить нового наступления врага.

– На двадцать процентов дать больше! – крикнул маршал. – Нет, в полтора раза! В полтора раза будет в точку!

– Сделаем все что можно, – неопределенно пообещал министр.

Маруцзян вызвал метеогенераторное управление. У среднего стола приподнялся наш старый знакомый Казимир Штупа. Для меня было приятной неожиданностью, что этот скромный, отлично воспитанный военный метеоролог удостоился чести докладывать правительству. Впрочем, его доклад выглядел менее приятным, чем сам Казимир. Сообщение было безрадостным. Метеорологический натиск врага все усиливается. Кортезы строят мощные метеогенераторные станции в Родере и Ламарии. Когда они заработают, Кортезия станет господствовать в атмосфере. Впрочем, уже сейчас океан безраздельно принадлежит кортезам: они куда свободней нас задают направления циклонам. Их метеостратегия проста: весной не допускать на нашу территорию влагонасыщенные тучи, летом заливать наши поля непрерывными дождями. Пока мы успешно сопротивляемся: весной обеспечили дожди на всех засеянных землях, сейчас противодействуем вторжению больших циклонов. Но полностью исключить их не можем. Уборка хлеба в этом году будет происходить при обильных ливнях.

– Короче, урожая не будет, – скорбно проговорил Маруцзян.

– Будет, но меньше нормального, – осторожно уточнил Штупа.

Маршал яростно ударил кулаком по столу.

– Меньше или больше урожай, армию хлебом обеспечить! Не позволю уменьшать военные пайки!

– Успокойтесь, маршал, – сказал глава правительства. – Снабжение армии останется на прежнем уровне. Но гражданские пайки еще сократим. Прискорбно, но другого выхода не вижу.

Маршал успокоился так же быстро, как рассердился. Снабжение гражданского населения его не интересовало.

– Теперь послушаем наших героев! – Маруцзян улыбнулся нам. – Докладывать будете вы, полковник Гамов?

– Начните доклад с объяснения, почему игнорировали мои приказы и директивы правительства! – опять взорвался Комлин.

Маруцзян поморщился. Маршал нарушал обговоренный сценарий. Лидер партии максималистов шел к власти долго, извилистыми путями и хорошо приспособился к тому, что в учебниках называлось «стратегией непростых действий». Даже встав во главе государства, он недолюбливал атаки в лоб. И хотя командир корпуса, пока еще только полковник, в этом зале казался фигурой незначительной, Маруцзян не изменил своей гибкой политике. Он милостиво кивнул Гамову. Он все же нервничал: надо было слушать не чиновных лакеев, а своих врагов – он не сомневался, что мы враги.

– Начните с ваших побед, полковник. Это будет приятно и для вас, и для нас.

Павел Прищепа вытащил из портфеля что-то вроде большого блокнота. Через его плечо я увидел, что это приборчик, похожий на тот, что он давал мне. Только на том были две цифры, а здесь – около сотни. Павел ткнул в одну из них – и по внутренней стороне крышки побежали светящиеся слова. Он коснулся другой – надпись сменилась. Я шепотом спросил: