– Конечно. Я скажу, что попытка разъединить и разоружить корпус привела к волнению. Меня предупредили, что я могу применять любые меры, лишь бы они не вызвали бунта. Вот я и объясню, что назревал мятеж. Похвалы не жду, но и кары не опасаюсь.

– Идите пока к себе, – сказал Гамов.

Вудворт опять стал таким, каким мы знали его раньше, – церемонным, даже чопорным. Он поклонился сухо и вежливо, словно мы только что пристойно и приятно беседовали и он вовсе не уговаривал нас поднять восстание в государстве. Гамов задумчиво посмотрел ему вслед.

– Вот уж от кого не ожидал такого преображения! Что ответим на его рискованное предложение?

– Отвечать будете вы, Гамов, – возразил я. – А мы пока займемся своими неотложными делами. У меня появились кое-какие мысли, я бы хотел обсудить их с операторами и Павлом Прищепой.

– Мы готовы, – быстро ответил Пеано.

Гамов помолчал, раздумывая.

– Мне кажется, вы уже решили за меня. Не рано ли? Я ведь еще не сообщил ответа Вудворту.

– Вы уже продумали свое решение, Гамов. С нас достаточно ваших мыслей. Будем переводить их в практические дела.

Гамов встал.

– Тогда не буду вам мешать. У Семипалова, уверен, уже разработана диспозиция и динамика – не хуже тех, при помощи которых он так блестяще вел наши полки на прорыв из окружения.

– Постараюсь, чтобы они были не хуже, а лучше.

– И я займусь неотложным делом – посплю. – Гамов пошел к двери и остановился. Он хотел что-то сказать и не решался – редкий случай у этого человека. – Семипалов, скажите… нет, лучше потом!

– Лучше сейчас. Нас ждут трудные расчеты. Не хочу забивать голову мыслью, что у вас есть незаданные вопросы ко мне.

– Тогда скажите – вы ревнивы? – Он поспешно добавил: – Не поймите меня превратно. У вас такая красивая жена… Хочется чисто академически узнать: как держатся мужья, имеющие таких жен?

– Да, ревнив! – отрезал я. – И даже очень. И скор на драку за Елену. Надеюсь, вы не собираетесь отбирать у меня жену?

– Можете быть спокойны! Женщины не моя стихия. Красивые – тем более.

Гамов засмеялся и вышел из салона.

Никто из нас четверых, оставшихся, не понял его странного вопроса.

Я уже говорил, что Гамов видел в своей сложной игре с судьбой на много ходов дальше любого своего противника. И очень скоро в этом убедились все – и друзья, и враги.

Но что он способен заранее рассчитывать победные ходы в ситуации, которой еще нет, которая почти неосуществима, о которой и помыслить почти невозможно – нет, о такой его способности даже самые верные его поклонники не догадывались.

А был именно такой случай! Он мысленно видел несуществующую, маловероятную ситуацию – ее надо было еще сотворить в нескором будущем – и рассчитывал для той далекой ситуации точные ходы, наповал сражающие противника.

Когда мы подъезжали к вокзалу, Гамов вдруг разнервничался.

– Семипалов, вы все предусмотрели?

– Абсолютно все и даже немного сверх того.

В отличие от него, я был спокоен. Он видел грядущее много лучше меня. Но в том, что меня окружало, я разбирался хорошо.

Мы ехали из Забона в Адан захватывать власть.

Конечно, причины поездки на официальном языке звучали по-иному: командование корпуса, объединившего добровольные дивизии «Стальной таран» и «Золотые крылья», вызывали в правительство для отчета о боевых действиях в тылу врага.

Гамов закрылся в купе – еще раз поправить свой доклад. Я со штабными работниками и Прищепой в последний раз прикидывал, где у нас позиции послабее и где – посильнее. Если в наших расчетах и имелись изъяны, то не такие, чтобы существенно повредить плану.

И еще до полуночи мы разошлись по своим местам.