– Мне не хотелось убивать одного из твоих сыновей.

– Почему? – Она успокоилась, и ее не оставляло любопытство. – Что они могут значить для тебя?

– Как бы ты приняла меня, если бы я пришел к тебе в облике одного из сыновей?

Она даже отшатнулась назад, не в состоянии вообразить нечто подобное.

– Вот видишь! Нельзя просто так разбрасываться своими детьми. Они могут оказаться очень полезными… – Он добавил слово на чужом языке – носителями качеств – она отчетливо расслышала его, но оно было для нее всего лишь пустым звуком.

– Что означает это слово? – спросила она.

– Люди представляют собой слишком большую ценность, чтобы убивать их просто так, – сказал он. – Ты должна показать мне, какова ты на самом деле, – добавил он, заметно смягчившись.

– Каким образом мои дети могут представлять для тебя какую-либо ценность?

Он молча окинул ее долгим пронзительным взглядом, а затем заговорил, все с той же мягкостью в голосе.

– Ведь я мог отправиться прямо к ним, Энинву. Они могли оказаться более сговорчивыми, чем их мать.

Она не смогла отказаться, столкнувшись с угрозой, высказанной в столь мягкой форме – или, наоборот, в достаточно эффективной. Ее сыновья…

– Идем, – едва слышно прошептала она. – Здесь слишком открытое место, чтобы я могла показаться тебе.


Скрывая волнение, Доро последовал за маленькой иссохшей женщиной в ее столь же маленькое жилище. Красноватая глинобитная стена высотой около шести футов, окружавшая его, была достаточным укрытием для Энинву.

– От моих сыновей ты добился бы мало толку, – сказала она, шагая по тропинке. – Они хорошие люди, но знают очень мало.

– Разве они не такие, как ты? Хоть один из них?

– Нет, никто.

– А твои дочери?

– И они тоже. Я очень внимательно следила за ними все время, пока они не переезжали в другое селение к своим мужьям. Они такие же, какой была моя мать. Влияние, которое они оказывают на собственных мужей, да и на других женщин, достаточно велико, но ничем другим они не выделяются. Они проживают отведенную им жизнь и умирают.

– Так значит, они умирают?..

Она открыла деревянную дверь в стене, провела его внутрь, а затем заперла дверь на засов.

– Они умирают, – продолжила она с печалью в голосе, – так же, как их отцы.

– Возможно, если бы твои сыновья и дочери женились друг на друге…

– Это отвратительно! – возразила она. В ее голосе послышалась тревога. – Мы не животные, Доро!

Он пожал плечами. Большую часть своей жизни он только и делал, что не обращал внимания на такие протесты, заставляя несогласных изменять взгляд на подобные вещи. Человеческая мораль редко одерживала верх в столкновении с ним. Однако сейчас он проявил мягкость и сдержанность. Эта женщина была очень ценной. Если ее возраст составлял хотя бы половину того, о чем он думал, она была самым старым человеком из всех, кого ему доводилось встречать, – и она до сих пор была такой проворной. Она вела свой род от людей, имевших способности к долгожительству, сопротивлению болезням. Кроме того, у них наверняка должны быть и зачатки других необычных способностей, и это делает их весьма ценными для него. Эти люди, как и многие другие, пали жертвами работорговцев или межродовых распрей. Выжили немногие. Поэтому вот с ней, единственным выжившим гибридом, не должно ничего случиться, и в первую очередь она должна быть защищена от самого Доро. Он не должен убивать ее ни в гневе, ни при нелепой случайности, которые так легко происходят в этой стране. Он должен увести ее с собой, в одно из своих самых надежных поселений, где держит людей для разведения породы. Вполне возможно, благодаря своей необычности она все еще в состоянии произвести на свет потомство, и если он сможет подобрать ей породистых самцов, на этот раз дети будут достойны ее. Если нет, с ними будет то же, что и с ее уже существующими детьми.