Сынка вздохнул, но ответил:

– А потому что это никому не нужно, кроме этой сумасшедшей старухи. Не по её сделаем – вонь поднимет. Вот и убираем их, просто чтобы на глаза не попадались. И считай, что всё, нету их.

Слизень скривился:

– Бардак.

Барсиф усмехнулся.

От казармы до моста парни добрались за полчаса. А потом пришлось надеть на лицо повязки. Первую часть моста уже убрали, но то тут, то там виднелись непонятные вонючие пятна и копоть. Через десяток минут они расчищали самое грязное место, как раз над полосой болот.

Шавки взялись за работу. Они брали тела и перекидывали их через низкий парапет в пасть клубящегося тумана. Барсифа передёргивало, когда он думал о том, как там внизу будет пахнуть через несколько дней.

Когда они очистили мост, вернулся посыльный. На той стороне не было ничего, кроме брошенной ставки. Работа оказалась закончена.

После неприятного задания Барсиф посидел немного с такой же зелёной шавкой как он в одном из любимых в хакане трактиров и пошёл домой только к ночи. Мачеха, собравшаяся было остановить пасынка и припомнить утреннюю неприятность, схватила его за локоть.

– А ну! – рявкнул Уснат, негромко хлопнув по столу. – Отстань от него. Он город защищал, пока ты в погребе сидела!

Барсиф выдернул руку и не оглядываясь ушёл к себе. Парня настолько взбесило прикосновение женщины, что он едва сдержался, чтобы не сказать что-нибудь едкое, прежде чем уйти к себе. Но отец не простил бы подобной дерзости. Сынка не боялся, что пожилой мужчина со злыми глазами, в которого превратился Уснат, сможет как-то наказать уже взрослого сына, но всё ещё старался не ввязываться в конфликты. Не из уважения и не из страха, а больше из-за привычки.

Дворовые собаки тоскливо завыли.

***

Прошло не больше недели и жизнь вернулась в прежнее русло. Барсиф поражался, как быстро люди приняли произошедшее. Стали делать то, что всегда делали. В этой способности приспосабливаться парню мерещилось нечто жуткое. Он искренне восторгался и пугался подобной человеческой черте. Сынка всё чаще стал размышлять, к каким ещё вещам люди могут привыкнуть, и начал чуть иначе смотреть на усмеров.

Раньше ему думалось: когда человек оказывается таким непочитаемым магом, все его существование меняется. Все становится иначе. Вроде того, что небо неожиданно становится не голубым. Но подобного Сынка ждал и от службы в хакане, и от первого боя.

Барсиф усмехнулся и ополовинил кружку с волчьей ямой. В том баре, где парень сейчас сидел вместе с сослуживцами, это был самый дешёвый и невкусный напиток. Его и заказывали только молодые шавки с маленькой платой за службу.

– Я вот всё думаю. А что у тебя волосы такие кудрявые? – спросил брат Кривого.

Он внимательно смотрел на голову Сынки. В его руках была уже третья кружка за вечер и парня немного шатало. Он положил подбородок на руку и стал ждать ответа. Лицо у шавки выглядело настолько наивным и заинтересованным, что Сынка невольно улыбнулся.

– Ты их, поди, каждое утро расчёсываешь, – поддержал тему Червь.

Сынка растерянно оглянулся на товарища, который обычно не задавал странные вопросы. Особенно те, которые касались волос. Вероятно, из-за того, что брат Кривого был совершенно лысый. Барсиф решил, что это всё сыграл алкоголь, ведь весь город знал – Сынка мог похвастаться кудрями, такими редкими для Дигриды, с рождения.

– Ага, масочки из желточка вечером мажу, а утром встаю, смываю, накручиваю кудри и иду в патруль. А мачеха злая такая, потому что завидует моей благородной красоте. А батя понять не может, как для мужика я слишком красивый вышел, а для бабы страшный.