Мы же сидим и внемлем, высунувши язык.
Змеи завязываются гордиевым узлом.
Красные ромбы с чёрными ободками
Выстроены куполом, ромбами орудующим,
Друг к другу впритык.
[2]
О, как восторженно Вы, вдохновенно какали!…
Я плакал, плакал и ходил в густой траве.
Теряя сыр, воро́ны кровохаркали,
Колокола ж гудели, гулко, в голове.
В баклуши бья сидел, теряя нить я,
Пока мультипликация вертелась.
И знал, что невозможно обратить тя,
Любовь моя, во что бы мне хотелось.
Лоснится жирным воском власяница
И, воскурив хашиш и сассафрас,
На мир зияют чёрные бойницы
Твоих прокомпостированных глаз!
Письмо счастья
Декабристка я, декабристка
На цепочке у обелиска, о одалиска я,
Питерская марксистка, бомбистка отчаянная,
Фалангистка, курсистка. Ворсиста
Шёрстка контрабандиста, лукаво щурит глаз таможня Верещагина.
Зерниста длань дантистова,
Сверлящая бесконечность пятериком лазерных лучей.
Божидар, смешивая взрывчатку с яичницей для премьера Аметистова,
Косится на телеэкран парой чёрных горящих ненавистью палачей.
Мир сделан из языка.
Мир – это текст, бегущий во все стороны света.
Мир – это шаман, глоссолалирующий у костерка.
Мир – это завёрнутая в газету галета.
Геометрически правильная скользкая стезя.
Фокусник ловко сбрасывает планету в карман.
«Место и время операций изменить нельзя»…
«Эдак миластисдарь, батенька, Вы ж не иначе как, ёлки зеленые, наркоман»…
Тёмная энергия распространяется всё далее.
Вселенная распространяется, словно магическое «письмо счастья».
Время, потерянное на обозрение утопающего в песке сандалия,
Вернётся, слегка подкрутив колёсики на ролексе запястья.
«Старушка слепенька на третий глаз, горбата
В одной руке клюка, в другой Махабхарата».
Олеся с орловоглавым ануннаком закровосме́сит.
Секс наиболее интенсивен после удачного терракта.
Эльфы жонглируют гиацинтовыми артефактами в форме яблок и груш.
Рекс Сордаэр, расправив крылья, закуролесит
Над хороводами работников на лугах тессеракта
С лучезарной флюоресцирущей надписью на воротах: «Ловушка для Душ».
Скифы
«Да, скифы мы», в скафандрах, в саркофагах,
В плащах, с наушниками, в крагах, в передрягах,
Мы с мегафоном в чёрную дыру кричим: «Ау!»
Оттуда шлют… фисташки, курагу.
Ахули то, забей на всё и вся.
Все тяжкие, пустись и в них, и далее.
Осенний дождь, слезливо морося,
Сонетом Анатолия к Наталии,
Шансоном Мелитополя к Вестфалии
И страстью калорифера к сандалии.
Войдя вовнутрь сих домов и обиталищ,
Становишься жильцом и обсуждаешь
Животрепещущие факты бытия.
Таким жильцом не мог бы быть и я…
Шаман, шайтан души твоей чердак
Избрал себе пристанищем, жилищем.
Там пыль и мо́рок, хлам и брик-а-брак,
И группка эльфов, за столом с винищем.
Там, бегло вереща на тарабарском,
Нисходишь с ними ты в Тартарары,
По-варварски на мраморе каррарском
Разлив токай и воскурив травы.
Синие сферы
Алмазы звёзд во тьме в твоих руках.
Смарагды грёз твоих плывут в моих глазах.
Янтарь засахаренных умствований, жемчуг дохлых мечт
И перламутр утр твоих, коралл костлявых плеч.
Топазы поз твоих, проказы тубероз.
Подтекст эротики, нагроможденья проз.
Январь заимствований и грамматик пук.
Схватили бритого, а выбросили битых, сразу двух.
Кокарды лбов твоих, повязки рукавов
И посвист ротмистра, брехливый вой волхвов.
Бериллы гроз твоих над роем синих сфер.
Сегодня сделан Ихтиандр ты, а завтра, Агасфер.
В безвременьи не стало места дню.
В беспамятьи, как в проруби любви мы.
При ку-де-та идейно визави мы,
И статус-кво блюдём при дежавю…
Игра в ящик
Серого пришельца из упавшего давеча НЛО
Хоронили в футляре от скрипки,
«Не откладывая в долгий ящик»,
Как несколько двусмысленно выразился хрестоматийный человек в чёрном.