Нет и не было на Руси никакого национального восстания или заговора против самодержавия – просто люди, многие гонения в этой жизни безвинно претерпевшие, частенько живут одной лишь надеждой на великое чудо и начисто при этом отметают все объективные критерии того, что, в сущности, и есть светлое добро и темное зло.

Их довольно легко будет заманить в иго нового рабства, надо было разве что, сладкую дрему им на очи исключительно так ласково наведя, до чего только многое им исключительно еще многозначительно наобещать, сказки порассказав про житье-бытье в некоем более чем абстрактном, совершенно неопределенном грядущем.

Светлое завтра – оно вот, словно мираж в пустыне, запросто может еще вести вовсе не одно только поколение аппетитно хрустящей, несуществующей (абстрактной) морковкой, хотя вместо нее на зубах и будет хрустеть разве что тот сколь вот горячий песок.

Как и понятно, великое в своей неистощимо непоколебимой тупости зло, каковое было припасено (выродками рода людского) для нищего народа под видом святого добра, является разве что тем еще бумерангом более чем неизменного стародавнего невежества.

Этот гиблый туман надуманно бездумных грез обманул не одних только тех, к кому он протянулся рябью и зыбью весьма же сомнительного спасения из трясины векового рабства, нет, и те, кто его нагнетали, подчас пострадали никак не меньше.

И, разумеется, что все эти сказочной непристойности революционные бредни были загодя еще довольно-таки основательно внушены, и можно даже сказать, насильно вживлены в российское общество кем-либо явно исключительно извне.

Наверное, прочим членам Антанты виделось в том еще самом розовом свете сколь так значительное усиление влияния российской государственности на большой международной арене…

Ну а главные заправилы всеобщего осатанелого энтузиазма сеяли одни лишь быстро всходящие семена всенепременного нового лютого разобщения…

Они вовсе не выкорчевывали корни старого рабства, а этак-то заново их еще раз идеологически укрепляли в куда явно более суровых и жестких рамках новоиспеченной несвободы, уж той, значится, самой, что была сколь однозначно весьма вот похуже всякого прежнего крепостничества.

Поскольку рабство перед светлым ликом идеи – в любом случае куда явно более лютое (и не только вследствие непослушания) сущее рабство, нежели чем была та самая исключительно вот наглядная надобность держать уж ответ пред самым глухим к людским мольбам, осатанело злым барином…

Кто-то, быть может, что-то на данную тему глухо и верещал, однако народ свой он этим нисколько никак не застращал.

Раз уж был он всецело далек от ума и сердца своего почти что ведь поголовно неграмотного общества, того, значит, самого коему совершенно не давали ни ученья, ни живительного кислорода каких-либо истинных человеческих свобод.

А между тем беспечная вера в великое чудо свойственна практически всякой серой и недалекой необразованности.

И это именно она подчас беспечно и беспочвенно всецело нивелирует все скучные и крайне нелицеприятные логические выводы самого уж до чего и впрямь простейшего житейского ума.

Главное – это, значит, как следует еще сколь и вправду до чего только задушевно подготовиться к будущему великолепию с солнцем, восходящим на западе светлых идей добрейшего гуманизма.

Ну, а пока суд да дело, и можно уж, значит, совершить во его светлое имя хоть какой-нибудь должный подвиг, пускай и на своем личном фронте.

А вот ежели светлого чуда так и не произошло, то это разве что одно явное следствие исключительно чуждой всякому праведному духу злобной воли, а и тогда одна лишь та черная, сгустившая кровь и смоет нанесенное оскорбление до чего безмерно опостылевшим, тупым бездействием.