– Что, позвольте спросить, может у нас пропасть? У нас, у которых всё осталось там… – В этом месте он оторвал руку от бородки и махнул ею куда-то назад и в сторону. – Там было всё, а здесь тихий уголок и больше ничего, – добавил он менее эмоционально и уставился на Вила.
– Вы, батенька, опять нервничаете, а это нехорошо. Это, опять же, от торопливости, – очень спокойно произнёс облысевший и предложил: – Вы сядьте, голубчик. Успокойтесь, а я продолжу.
Фэд злобно посмотрел на него, но ничего не сказал, а только плюхнулся в кресло и недовольно вздохнул.
– Излагайте свои смыслы, – проворчал он и затих.
– Трудовое лето пролетело быстро, – начал читать Вил. – Осень наступила, в поле стало чисто.
Облысевший на секунду остановился, заметил, что Фэд всё-таки внимательно слушает его, и продолжил:
Облысевший закатил глаза и речитативом почти пропел:
Фэд криво улыбнулся и заметил:
– Будем песенки петь про бедную деревню, а что же город? Он что, не достоин песенок?
Облысевший закрыл глаза и молчал. Ему совсем не хотелось говорить – может быть, он вспоминал ту деревеньку, где когда-то побывал, а может, ему просто захотелось помолчать. Фэд около минуты смотрел на него, а затем сначала медленно, потом всё убыстряя темп, заговорил. Он читал знакомый ему с молодости стих: