— Тогда как так получилось, что ты оскорбил мою девушку? — картинно поднял левую бровь качок.

Собственно, отнекиваться не было смысла. Верзила говорил достаточно громко, чтобы привлечь внимание всех посетителей этого малого зала. И… что-то с ними со всеми категорически было не так… Его собственная компашка затихла, явно с предвкушением ожидая развития событий. Девушки с суши оказались мне знакомы, с моего потока, имён не знаю, но видел на лекциях. У одного из афганцев, кажется, скоро приступ случится, раскраснелся, вены на лбу выскочили. Любовники вообще на окружение не реагировали, все друг в друге, даже завидно такой увлечённости. А дедок отклонил газету и надел пенсне, чтобы лучше всё разглядеть. Чёрт побери, настоящее пенсне!..

— И что, ты хочешь, чтоб я извинился? — уточнил я, полагая, что этим вряд ли всё ограничится.

— Не, я не хочу, — хмыкнул ухажёр. — Но моя девушка сильно обиделась, она сказала, что если я сломаю тебе нос, то сегодня меня ждёт незабываемая ночь, ну, ты понимаешь? Так что пойдём, выйдем, обещаю, что бить буду аккуратно, но сильно.

— Ну а если я откажусь с тобой выходить? — я всё-таки отложил нож.

— У тебя есть варианты, — оскалился верзила. — Могу сломать тебе нос прямо здесь. Ну, или ты можешь встать на колени и громко извиняться и целовать Оксанке ноги до тех пор, пока она тебя не простит. Делать надо все искренне, ведь если она тебе не поверит, то я все равно сломаю твой нос. Также можешь пройтись со мной в сортир и там обслужить меня вместо моей девушки, я как-то уже настроился на секс сегодня, и в принципе без разницы от кого его получу…

Я не удержался и хохотнул:

— Ты это серьёзно? У тебя такая красивая девушка, а ты мечтаешь о перепихоне в сортире с другим мужиком?

Шея противника вспыхнула пунцом, но только на миг, он быстро взял себя в руки и, откинувшись на спинку жалобно скрипнувшего стула презрительно сообщил:

— Дело не в удовольствии, а в унижении. Этот акт унизит тебя достаточно глубоко, чтоб удовлетворить честь моей девушки, ну и меня заодно…

— Да пошёл ты, — я скрестил руки на груди. — Никуда я с тобой не пойду, и ничего делать не буду. И ты ничего не сделаешь. Сейчас ведь не девяностые. Тут камеры кругом, персонал вызовет полицию, тебе же дороже выйдет.

— И что, ты тут всю ночь сидеть будешь? — усмехнулся качок. Он вытащил зубочистку и лениво ковырял ею в зубах. — Учти, если будешь тратить впустую моё время, то одним только разбитым носом ты уже не отделаешься.

Потом бросил использованную зубочистку мне в лицо и добавил, начиная вставать:

— Да и у Эдика отец один из учредителей этого заведения, так что никто тебе ничего не вызовет, даже катафалк…

Как ни странно, но от сломанного носа меня спас один из афганцев. Походу у него реально сорвало крышу, или случился какой-то странный приступ эпилепсии. Он вскочил из-за стола, закричал и сдёрнул с него скатерть, повалив бьющуюся посуду на пол. Вены на его лице были уже даже не красные, а синюшно-черными. Громила резким ударом разбил почти допитую бутылку водки о свою голову и с розочкой кинулся на толпу мажоров!

Ревя, он перевернул им один из столов и попытался порезать платинового блондина. Девушки завизжали. Однокурсницы, быстро сориентировавшись, выбежали из зала, и чуть позже за ними последовала влюблённая парочка. Блондин схватил руку с розочкой и пытался удержать, но проигрывал в силе матерому военному. Дружки мажора повисли на нем, пытаясь оторвать, но тот стоял как отлитый из железа. Его начали бить, сначала кулаками, потом посудой, от чего он сперва просел, но затем резко поднялся, сбросив повисших на нем парней и повалив блондина на пол.