Я резко обернулась на этот раз.

– Прекратите! – вспылила я. – Не трогайте меня больше!

Старуха глянула на меня так, словно ничего вопиющего она себе не позволяла. Цокнула зубом и покачала головой.

– Не длжно молодой джан так со старшими разговаривать. Не учили, что ли?

– В наших краях другие правила, мадам, – рыкнула я. – Давайте уже закончим с домом и разойдёмся с миром.

Она вновь цокнула, качая с укором головой, словно я была невоспитанна и груба. И мы продолжили осматривать дом, к счастью, без её противных рук. Продавать родные стены такой ведьме совсем не хотелось, но брат уже договорился. и деньги нам нужны: в Орден целительниц без денежного взноса не примут.

Рассердившись, я решила не посвящать мадам в то, что в доме есть секретные ходы и прочие архитектурные шалости, захотят, сами обнаружат. И удивятся. А, может, так и будут веками ходить мимо.

Снова моё сердце сжалось, словно продавать этот дом было неправильно…

Я провела покупательницу вниз, показывая помещения для слуг. Оттуда мы вышли под навес, к стойлу. Я вздрогнула: вместо привычных быков здесь топтались цератопсы. Наши с братом туры опасливо жались от чудовищ к стенке. По испуганным влажным глазам было ясно: если бы не кристалл подчинения, они бы уже мчались в панике прочь отсюда. Но пока пофыркивали и переминались, выставляя рога на всякий случай. Любой из цератопсов был больше их в полтора раза, а то и в два.

– В семье Чжаши никто на такой мелочи не ездит, – задрав нос, сказала старуха.

Я лишь сдержанно улыбнулась.

Один из плечистых слуг с закалённым ветрами и солнцем лицом медного оттенка поклонился ей.

– Хозяйка, а что с этим делать?

Он мотнул головой вправо, и я увидела на засыпанной сеном повозке, впряжённой в зеленоватого с малиновым пятном на воротнике цератопса, голого мужчину. Он лежал ничком, уткнувшись лицом в сено. Рыжие вихры не позволяли увидеть его черты, но судя по атлетической спине и гладкой коже, он был молодым. Из сена виднелся только торс, остальное было прикрыто, рельефные руки были спутаны белесой бечевой за спиной.

– Позже разберёмся, я занята, – сказала старуха. – Оплётку не снимать.

– Кто это? – отчего-то снизив тон, спросила я.

Мне стало не по себе: нормальные люди не переезжают с места на место, прихватив с собой пленника. Но старуха словно от мошки отмахнулась.

– Нашли на дороге, неподалёку от вас в траве валялся.

– Ему плохо? – встревожилась я. – Я могу попробовать помочь, я обучалась у целительницы.

– Да нет, осмотрели мы его: здоровый. Просто спит, как убитый. Упился чем-то.

– А почему голый?

– Бродяга, видать. Наверняка собутыльники и обчистили. Отоспится, спросим.

– А зачем вы его связали?

Старуха выкатила на меня карие глаза, вид у неё сделался ещё более вздорный.

– Может, он буйный? Пока не расспросим, кристалл подчинения к нему рано применять.

Меня покоробило.

– Он же не животное…

– А кто ещё? Без документов, без одежды? Может, и без мозгов. Но ручищи видишь? То-то. Такая сила на подворье пригодится, лишних слуг не бывает.

– А если он не захочет вам служить?

Старуха усмехнулась.

– Кто его спрашивать будет? Закон гор гласит: «Что на дороге нашёл, то твоё!» А как клеймом помечу, так и вовсе. Идём дальше, умаялась я.

Она обвела глазами десяток прислужников с похожими раскосыми лицами, те кланялись пей с испуганным почтением. И я поняла, что спорить будет себе дороже. Хотя голого бродягу стало жаль. Даже если безумен или пьяница…

А спина у него была красивая – засмотришься. Ладно, подпишем сделку, я ещё раз подниму этот вопрос. А если ответят так же, сообщу по дороге отсюда либо стражам, когда встретятся, либо деревенскому старосте. Где это видано: из живого человека делать раба?