– Любопытные ни к чему нам. И так уже из уха в ухо деревенские небылицы дуют, – проворчала тётушка Озара, отходя от окон к столу.

Грузно села – ходить ей было тяжело. Да и не удивительно: возраст!

И я вздохнула, наконец. По обычаю у входа разулась, почувствовала через чулки приятную прохладу деревянного пола.

– Не стоило, Ума. Ты теперь наша хозяйка, – проговорила себе под нос бывшая ключница. – Располагайся где хочешь, как у себя дома.

Я осмотрелась. Было здесь полутемно и чисто. Повсюду половицы, вышитые салфетки, защитные травы на узких подоконниках. С удивлением я обнаружила на стене над топчаном бабушкин ковёр, а на столе нашу скатерть и набор кованой посуды: причудливый кувшин с тонкой шейкой и стаканы на расписном подносе. Гость издалека однажды привёз всё это деду.

Я перестала улыбаться и с непониманием глянула на ту, которая нам когда-то верно служила. Тётушка Озара не устыдилась, наоборот, с укоризной покачала головой.

– А что ты думала, Ума? После того, как господин и госпожа Яни умерли от болячки, мы сиротами все остались.

Я прошла и села за стол, уже без стеснения. Глянула прямо.

– Теперь у вас будут новые хозяева. Но от вас, госпожа Озара, я такого не ожидала.

Старушка налила мне из кувшина воды в стакан, подвинула. И вздохнула.

– Зря тон такой, молодая госпожа Ума. Люди вещи растащили из брошенного вами дома не потому, что воры тут все, – проворчала она. – А потому, что хоть так, по чуточке, вашей родовой магией от невзгод защититься, раз уж бросили вы нас.

Я растерялась.

– Мы не бросили… Разве вы не знаете, что все во время эпидемии умерли? Остались только я с Кираном. И какая магия? Что вы говорите, госпожа Озара?

Послышались шаги. Приподняв край домотканой шторы, в комнату вошла высокая женщина в голубом платье с вышитым тёмно-коричневым символом Ордена на груди. Не старая ещё, хотя и не молодая. Седые волосы были перехвачены кожаной лентой и заплетены в тугую косу. Полоска из кожи пошире с росписью знаков ордена окаймляла ободом голову вошедшей.

– Наставница! – Я подскочила и поклонилась по привычке, не зная, радоваться или пугаться – уж очень мрачным было лицо госпожи Ларны.

– Здравствуй, Ума! Хорошо, что далеко ты не убежала. А я ведь говорила, чтобы ты сидела дома. Не послушала. Никого не слушаешь… Что ж, пора тебе узнать правду!

– Какую правду? – Мне отчего-то стало жутко, я села на стул и поджала мигом заледеневшие пальцы на ногах.

Издалека раздался рёв динозавра. Старая ключница вздрогнула и прижала пальцы к сердцу, затем к губам, шепча молитву и качая в страхе головой.

– Озара, прошу, оставь нас, – обратилась наставница к хозяйке дома.

Старушка поспешно закивала и с кряхтением поднялась. Наставница внимательно проследила, как та вышла, слегка переваливаясь с ноги на ногу, словно откормленная к празднику утка.

Полог за тётушкой Озарой закрылся. Наставница провела по нему рукой, провернув перстень с внушительным раухтопазом внутрь, как всегда, когда колдовала. От её ладони вспыхнул свет. Наставница прошептала несколько слов под нос и вернулась ко мне.

Не села, нависла тяжёлой скалой рядом. Мне захотелось отодвинуться. А наставница поставила у моей руки стакан с водой, который налила ещё хозяйка дома.

– Пей, отдышись. Новости трудные будут.

Я пригубила. Взглянула в худое лицо без тени улыбки, в серые глаза. И показалось, что правда обязательно будет ужасной. Кровь начала холодеть в моих венах, словно я подспудно знала, что мне скажут. Бывает так, что ответ крутится рядом, а ты просто не можешь его поймать. Но сейчас знание чего-то такого, что я не могла сформулировать, подступало изнутри, пугающее, как пещерный туман.