Я подумала об эпидемии, о смертях, о динозавре, что гнался за мной. По моему позвоночнику липкой змеёй прополз страх, но я взглянула на наставницу, всё ещё не понимая толком, к чему этот разговор.

– Но вы-то знаете, – проговорила я тихо. – И, при всём уважении, вы не мужчина…

– Закон был нарушен не мной, – поджав губы, сказала наставница, словно не услышала моих слов. – И всё, что происходит сейчас, – последствия. Духи мстят за то, что к их воле отнеслись без уважения.

Во рту пересохло, я придвинула к себе стакан и отпила воды. Один глоток, другой, потом всё до дна выглушила.

И вдруг наставница повернула перстень на правой руке камнем внутрь и выставила ладонь прямо к моему лицу. Камень вспыхнул дымчато-карим, пронизанный золотом лучом. Я зажмурилась и отпрянула.

– Вспоминай, Ума! – вдруг жёстко сказала она. – Вспомни, что ты сделала! Пора!

– Я?..

Мои глаза заслезились, защипали, я вытерла их тыльной стороной руки, жмурясь. В затылке заломило. И вдруг… словно во сне передо мной встал лес.

Тёплая майская ночь. Под ногами расползался туман, клубился над папоротниками, поедал фигуры впереди, растворяя их до пояса.
Переполненная азартом и весельем, как всегда во время приключений и проделок, я пробиралась тайком за дедушкой, папой и братьями. Дядя Оран вёл за руку маленького Кирана, и тот ныл, что холодно и он хочет пить. И спать
Кузен был младше меня на два года. А мне как раз исполнилось двенадцать, и я помню, искренне возмутилась, что сопливого нытика Кирана берут куда-то, а меня нет. Я же лучше была и в стрельбе из лука, и в беге, и выносливей его, и сильнее… …
Но услышав про моё недовольство, бабушка строго меня отчитала и даже думать запретила о том, куда мужчины идут: на охоте не место девочкам. Мне стало ещё обиднее.
«Некрасиво девочке по лесам бегать и шишки сшибать, вечно ты грязная и мокрая возвращаешься, словно шило в тебе елозит. Угомонись уже, повзрослей», – недовольно ворчала тётя Лила.
Вместо того, чтобы вступиться за меня, и мама сказала, что женское дело – дом, хозяйство, и детей растить, и я уже достаточно большая, чтобы это понимать.
Я насупилась и буркнула, что я не как все, если чего сама не захочу, то и не буду. Бабушка рассердилась совсем. Заперла меня на целый день в комнате с вышивкой. Вечером мама погасила лампаду и велела спать, снова заперев.
Вот только я и не собиралась. Когда мне что-то запрещают, хочется это сделать вдвойне!
Я надела плотное платье для похода и штанишки, натянула сапоги, перекинула через плечо холщовую сумку. И вылезла через маленькое окно – тоненькая была, гибкая и бесстрашная. Но ох, как дух у меня захватывало, когда я карабкалась в ночи по балкам, выступающим вдоль выходящей к лесу стены. Останавливалась время от времени, чтобы прислушаться к голосам мужчин, которые собирались в дорогу.
И, наконец, добралась до крыши дровницы. Спрыгнула на неё, а там уже совсем просто было – через поленницу и по столбу скользнуть вниз.
Я спряталась за угол как раз в тот момент, когда папа, дядя Оран и дедушка повели братьев в лес через потайную калитку на заднем дворе. Выждала немного и бросилась за ними
Прошли они не слишком далеко. И я была рада, потому что к подолу юбки нацепилось жуть сколько колючек. То и дело я спотыкалась, попадая в дурацкие ямки, невидимые в тумане. Один раз чуть не вскрикнула, еле сдержалась и думала, что точно подверну себе ногу. Но обошлось
Скоро туман застил всё, и я замедлила шаг, выставив вперёд руки и ориентируясь по голосам. Точнее, по жалобам Кирана. Вот когда я порадовалась, что Киран ноет без устали – не то бы точно пришлось возвращаться