Я мяукаю что-о нечленораздельное и, чтобы скрыть панику, замечаю небрежно.
– Просто хотела отвлечься. Боюсь встречи с твоими родственницами.
– Не бойся, – бархатистым голосом уверяет Леха. – Они, конечно, грозные противники, но ты справишься. Главное, избавиться от страхов.
«Ты еще и психолог», – вздыхаю я, пряча сотовый, а вслух замечаю, не подумав:
– Не могу ни на чем другом сосредоточиться…
– Я помогу, – кивает нахально Леха и снова лезет целоваться.
Поэтому из машины я выхожу с чуть припухшими губами и в мятом платье.
– Погоди, – рыкает Леха, с трудом выбираясь вслед за мной. – Кольцо, Кира. Мать не Пирогов, ее не проведешь, – шепчет он, выуживая из кармана колечко, предназначенное Нефертити. Украдкой надевает мне на палец и снова берет за руку. Сзади, еле сдерживаясь от смеха, лениво вразвалочку идет Лом.
– Удачи тебе, Шакира, – ухмыляется он, заходя за нами в калитку. – Жду твоей победы, как главного праздника.
Вот этого я и боюсь больше всего. Придется ходить по белой нитке. Умудриться затюкать НКВД – смешно, правда? – и не поссориться с братцами-кроликами – задача фантастическая и трудноразрешимая. Но, похоже, деваться мне некуда. Миссия невыполнима, блин!
Я смотрю на слащавые улыбочки квартета, обвожу взглядом красивый просторный дом, обставленный по последней моде. Кухня-столовая с прозрачным столом и кожаными стульями встречает меня кристальной чистотой. Явно ни Нина, ни трехголовая гидра тут утруждаются. Домработница и, вероятно, не одна!
Какие-то расписные зеркала и хрустальные люстры по всему дому, лестница с подсветкой, ведущая на второй этаж. Мне явно не место среди блестящих поверхностей, редких растений, расставленных в горшках по всему дому, и ужасно дорогой мебели. Каждый сантиметр дома просто вопит о неслыханной роскоши. Меня этим не удивить. По сравнению с виллой Малики и Керри дом Нины Вадимовны тянет на собачью конуру. Но лично для меня такое убранство неприемлемо и кажется вульгарным. Да и сам дом давит излишним блеском, кажущимся показным и фальшивым.
Обед в кругу семьи проходит под слащавым соусом. И хорошо, что обходимся без десерта. Его заменяют чересчур ласковые разговоры Нины и улыбки ее дочерей. Патока льется рекой. И будь моя воля, я бы десятой дорогой обошла приют сахарной феи. Честно говоря, я даже в страшном сне не представляла возвращение к Воскобойниковым. Даже в голову не приходило, что могу вот так запросто обняться с Ниной и расцеловаться на радостях после долгой разлуки с Ксеней, Верой и Даной. За прошедшие пятнадцать лет Нина Вадимовна из тонкой и холеной леди превратилась добрую и мягкую старушку. Но мне ли не знать, как обманчивы эти доброта и мягкость.
– Прошу любить и жаловать, – довольно говорит Леша. – Шакира – моя будущая жена и член нашей семьи. Относитесь к ней, как ко мне самому, иначе огорчусь, – строго предупреждает Леха, обводя взглядом родственниц.
– Мог бы и обойтись без наставлений, – машет Нина тонкой, так похожей на куриную, лапкой. – Мы Кирочку любим и страшно за вас рады. Правда, девочки?
Трехголовая гидра синхронно кивает всеми тремя головами. Тренируются они, что ли? – только и успеваю подумать я, когда Дана, внимательно глянув на меня, интересуется без тени смущения. – Ты беременна, Кира?
– Да, конечно, – честно «признаюсь» я, наблюдая, как у драгоценного жениха глаза выкатываются из орбит. Но Леха быстро берет себя в руки, на то он и артист.
– А какой срок? – с мягкой улыбкой спрашивает Вера, продолжая допрос в традициях «Добрый полицейский – злой полицейский».
– Сорок недель, – пристально глядя на среднюю сестру Лешки, рапортую я. – Завтра рожу, тебе скажу, – добавляю, мило улыбаясь. Первым кашляет от смеха Лом, за ним хохочет Лешка. А потом и НКВД отвечает робкими понимающими смешками.