Наибольшие расхождения в УК бывших союзных республик наблюдаются при обозначении иных обстоятельств. Так, причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление, присутствующее в числе ОИПД во всех УК, обозначается не только приведенной формулировкой (как это имеет место в УК Республик Беларусь и Таджикистан, Азербайджанской и Кыргызской Республик), но и «Причинением вреда при задержании лица, совершившего посягательство» (ст. 33 УК Республики Казахстан)[56], «Причинением вреда при задержании лица, совершившего общественно опасное посягательство» (ст. 39 Республики Узбекистан)[57], «Задержанием лица, совершившего преступление (ст. 38 УК Украины, ст. 29 УК Грузии)», «Задержанием лица, совершившего преступное деяние» (ст. 29 УК Литовской Республики), «Задержанием преступника» (ст. 13.1 УК Эстонской Республики), «Задержанием с причинением лицу вреда» (ст. 31 УК Латвийской Республики).
Приведенное терминологическое разнообразие по существу обозначает одно и то же явление – причинение вреда лицу, совершившему (или совершающему) преступление, при его задержании. И, например, из содержания ст. 31 УК Литовской Республики однозначно вытекает, что в данном случае речь идет не о любых лицах, как это следует из названия этой статьи, но именно о тех, которые совершили преступление.
Несомненно больший интерес привлекают другие моменты в регламентации рассматриваемого обстоятельства. В частности, представляется вполне обоснованным стремление некоторых законодателей легально определить круг лиц, имеющих «право на задержание», хотя более правильно, по-видимому, было и в этом вопросе говорить о праве на причинение вреда (ч. 3 ст. 33 УК Республики Казахстан, ч. 4 ст. 39 УК Республики Узбекистан, ч. 3 ст. 41 УК Республики Таджикистан, ч. 3 ст. 35 УК Республики Беларусь). В этом плане оригинальна и по названию, и по содержанию ст. 13.1 УК Эстонской Республики, предусматривающая в качестве ОИПД «Задержание преступника» не причинение вреда при задержании, а «действие, хотя и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного настоящим Кодексом, но направленное на задержание»[58].
Два УК – Республик Узбекистан и Таджикистан – на законодательном уровне закрепляют и такие общеизвестные теоретические положения, что «при оценке правомерности причинения вреда при задержании лица, совершившего общественно опасное (преступление – УК Республики Таджикистан) деяние, учитываются его действия по избежанию задержания, силы и возможности задерживающего, его душевное состояние и другие обстоятельства, связанные с фактом задержания»[59]. А УК Литовской Республики легально определяет еще и правила конкуренции рассматриваемого обстоятельства с необходимой обороной: «В отношении лица, оказавшего сопротивление при задержании лица, совершившего преступное деяние, применяются правила необходимой обороны, предусмотренные статьей 28 настоящего Кодекса»[60].
Немало разноречий в УК бывших союзных республик наблюдается при регламентации и двух оставшихся из числа традиционных ОИПД: исполнения приказа или распоряжения и обоснованного риска. Многообразие их законодательных определений, наряду с отмеченной выше тенденцией в некоторых УК к «дроблению» данных обстоятельств на частные случаи проявления, в большинстве своем отражает общее состояние теории об ОИПД, истоки которого уходят еще в советский период отечественной науки уголовного права.
При том, что явно доминирующая в последние годы в советской литературе тенденция обозначать ситуации, связанные с риском, общим родовым понятием «обоснованные» находит свое отражение в большинстве зарубежных УК рассматриваемой группы, она перекликается с другой, когда стремление найти общее определение для риска, сводится к обозначению его в качестве «правомерного» (УК Грузии) или через такую формулировку, как «деяние, связанное с риском» (УК Украины). В двух УК риск определяется через такие видовые понятия, как «профессиональный или хозяйственный» (УК Литовской Республики и Республики Узбекистан)