Практически во всех УК присутствует оговорка о подчиненности деяний, связанных с риском, достижению общественно (социально) полезной цели и зависимости их правовой оценки от возможного причинения вреда только тем отношениям (интересам, объектам), которые охраняются тем или иным УК. В последнем случае исключение представляет УК Республики Таджикистан, в ст.  41 которого речь идет об «охраняемых законом интересах», в то время как при определении понятия преступления – об «объектах, охраняемых настоящим Кодексом» (ст.  14)[62].

Более или менее единообразно в УК рассматриваемой группы решается и вопрос, связанный с определением круга благ, при заведомой угрозе которым риск признается необоснованным (неоправданным). В этой связи, как правило, речь идет об угрозе экологической катастрофы, общественного (стихийного) бедствия или жизни людей. Вместе с тем в последнем случае в качестве одного из показателей необоснованности риска называется угроза для жизни не только «многих людей», как это имеет место в ст.  41 УК РФ, но и для жизни «нескольких лиц» (ст.  33 УК Латвийской Республики), «других людей» (ст.  42 УК Украины), просто – угроза «гибели людей» (ст.  41 УК Республики Узбекистан, ст. 44 УК Республики Таджикистан, ст.  40 УК Кыргызской Республики). В этом вопросе присутствуют и такие крайности, как отсутствие вообще каких-либо указаний на необоснованность (неоправданность) риска (ст.  34 УК Литовской Республики, ст.  31 УК Грузии) либо указание на угрозу не только жизни, но и здоровью людей (ст.  35 УК Республики Казахстан). Правда в последнем случае в ст.  39 УК Республики Беларусь оценка обоснованности риска ставится в зависимость от согласия лица «на то, чтобы его жизнь или здоровье были поставлены в опасность»[63].

Узбекский законодатель дополняет регламентацию риска важным с точки зрения практики указанием на правовую оценку оправданного, но безуспешного риска: «При оправданном профессиональном или хозяйственном риске ответственность за причиненный вред не наступает и в том случае, если желаемый общественно-полезный результат не был достигнут и вред оказался более значительным, чем преследуемая общественно-полезная цель»[64].

Что касается законодательной регламентации такого ОИПД, как исполнение приказа или распоряжения, то в УК бывших союзных республик она привлекает двумя моментами: наименованием данного обстоятельства и решением вопроса об уголовной ответственности лица, отдавшего незаконный приказ или распоряжение.

Спектр законодательных определений рассматриваемого обстоятельства достаточно широк. Характерное для большинства УК название «исполнение приказа или распоряжения» дополняется такими названиями, как «исполнение приказа или иного распоряжения (иной обязанности») (ст.  39 УК Кыргызской Республики, ст.  40 УК Республики Узбекистан), «исполнение профессиональных обязанностей» и «исполнение законного приказа» (ст.  30, 33 УК Литовской Республики), «выполнение преступного приказа и преступного распоряжения» (ст.  34 УК Латвийской Республики). При этом в ряде случаев в тексте статей, регламентирующих рассматриваемое обстоятельство, присутствует указание еще и на исполнение «должностных обязанностей (обязанностей, предусмотренных должностью)», «указаний»; обращается внимание на процедурные моменты посредством таких формулировок, как «отданные в установленном (установленном законом) порядке».