…Я встречал ее в 1817-м. Юлия дала понять, что прекрасно все помнит, я же притворился, что вижу ее впервые. Невольно вспомнились мне строки из Катулла – некий Постум делил ложе с блудницей, которая затем стала жрицей Дианы. Как и этот герой, я желал воскликнуть: разве ты достойна общаться с Богами? Баронесса, конечно, сильно переменилась, превратившись в благообразную старушку. Но ее голос остался прежним – закрыв глаза, можно было представить ее четверть века тому назад. Если она таким голосом рассказывает Государю – и все желающим – о Господе, то представляю, сколь много поклонников она собирает и скольких она вгоняет в экстаз своими проповедями – причем в экстаз далеко не только религиозный. Неудивительно, почему Юлия достигла успехов именно на этом поприще.
Ее дочь София, которую я помню маленькой девочкой, продолжила дело матери, но у нее не было таких способностей, да и замужество, пусть даже с приверженцем мадам Крюденер, положило конец ее деятельности. Сама Юлия умерла в 1824-м в Крыму, подорвав здоровье постоянным умерщвлением плоти. Похоронили ее там, где она скончалась, – Фитингофы от нее отреклись окончательно, Крюденеры, включая ее старшего сына Павла, которого она бросила с отцом совсем малюткой, ее ненавидели. Я же стараюсь хранить воспоминания о той, какой она была в 1794-м – решительной и вдохновенной, расчетливой и разумной.
О судьбе шевалье де Фрежвилля, с которым я поссорился и помирился на протяжении 10 минут, я расскажу отдельно. Мы с ним тоже встретились. Но не через 20 лет, а гораздо раньше…
Антверпен, октябрь 1794 года
Якоб явился под утро, когда его отчаялись ждать. «Насилу смог договориться», – сообщил он своему господину и его любовнице. Они уже собрались, забрали у Йоста Софи с ее няней, и собрались в ожидании отхода. Трактирщик сообщил, что к нему уже подходили с предложением – или, скорее, требованием – взять постояльцев-французов, поэтому надо было им выезжать. Впятером у самого него они не поместились бы, и делать ничего не оставалось, кроме как попытать судьбу и попробовать выбраться из Антверпена рано утром, пока все еще спали.
Якоб потом рассказал, что выиграл у капитана баржи «Эглантина» место в трюме. Но надо было поспешить, так как отправлялись они через полчаса.
…«Эглантина» перевозила в Амстердам дрова. Они спустились в трюм, и лишь только баржа отчалила, их всех сморил нервный сон. Сырость, зябкий холод, поскрипывание кормы, плеск холодных волн, тяжелые шаги, время от времени раздающиеся сверху – ничто не мешало им. Проснулись только тогда, когда уже причаливали. Софи няня все не могла добудиться. «Что с ней?» – обеспокоенно прошептала Юлия. «Горячая вся», – грустно проговорила нянька. «Mein Gott», – вздохнула она. – «Как не вовремя. Ну ничего. Надеюсь, доктор сможет с этим что-то сделать».
Столица Нижних Земель встретила их туманом. Шпили церквей, изогнутые линии крыш, мачты кораблей в порту даже серая неподвижная гладь каналов – все тонуло в белой дымке. Они сошли на берег после того, как баржу разгрузили и отвели в западный док.
Юлия, казалось, знала, куда им следует отправляться дальше. «Laurielgracht, дом под лебедем», – сказала она первому встреченному им извозчику.
Баронесса тихо пояснила: «Там тебя встретит тоже наш человек… Оставь у него бумаги. И далее – жди».
«Снова ждать?» – Кристоф сказал несколько разочарованно. – «Кого же на сей раз?»
«Тебе должно прийти назначение», – продолжала Юлия.
«Но… как же ты?»
Извозчик оглянулся при этих словах. Потом проговорил на чистейшем французском: «Не беспокойтесь, m-r le baron. „Мария-Амалия“ отправляется в Копенгаген сегодня вечером», – Фрежвилль, а это был именно он, снял картуз и добавил: «Как видите, кучером мне притворяться идет».