«Он может бежать», – проговорил Фрежвилль. – «И, если он не совершит такую глупость, какую совершил наш Луи, да будет земля ему пухом, и не пойдет договариваться с вашим Парламентом, то у него есть все шансы».

«Я слышала, что с англичанами он уже сговорился», – понизила голос девушка. – «За это, кстати, его и хотят свергать. Но даже если придется бежать, то только по морю. А зиму обещают суровую – у нас уже дров не напасешься. Как бы не замерз пролив».

Кристофа поражало, как осведомлена, оказывается, эта, на первый взгляд, легкомысленная девица. По-французски что она, что сестра болтали как на своем родном.

«Что думает ваш отец, мадемуазель Фредерика?» – спросил Фрежвилль.

Та задумалась. Наконец, проговорила: «Вы знаете, он человек своеобразный. Никогда не поддерживал Оранских. Но я бы не сказала, что ему нужна революция. Здесь и так люди бедствуют. А еще и кровь если прольется…»

Аннализа внезапно проговорила, обернувшись к Кристофу:

«Monsieur фон Ливен, а в России возможна революция?»

«Никоим образом», – уверенно проговорил он. – «Попытки уже были, причем ровно двадцать лет назад. Но наша государыня справилась…».

«Так это был бунт черни, насколько мне известно», – поправил его шевалье. Кристоф возмущенно посмотрел на него. Так и хотелось высказать, что пять лет назад такие, как этот Фрежвилль, тоже сочли поход на Версаль «бунтом черни» – и до сих пор огребают последствия своего легкомыслия.

«Я не вижу различий между бунтом и революцией», – проговорил Кристоф. – «Одно легко переходит в другое».

«Я соглашусь с вами, Monsieur le Baron», – поддержала его Фемке. – «Но где же отец? Нам пора уже обедать».

Доктор ван дер Сханс пришел в тот момент, когда кухарка, заглядывая в кухню, жаловалась на то, что скоро весь обед остынет. Он оказался невысоким человеком в толстых очках, в непритязательном темно-лиловом сюртуке и скромном тупее, перевязанном черной лентой. После церемонии знакомства он проговорил: «Удивительно работает эта ваша служба. Донесение я получил сегодня утром. После обеда, Monsieur le Baron, пожалуйте в мой кабинет. А пока я осмотрю mademoiselle Sophie».

…Выйдя из спальни через 10 минут, доктор объявил, что у девочки ничего серьезного нет, и жар, судя по всему, спал – она пропотела.

«Наверное, все от нервов и лишений. Вы сами, мадам Юлия, на ногах еле стоите. И перенести нельзя?»

«Это единственный корабль», – отвечал за нее Фрежвилль. – «А события в Антверпене показали нам, что ждать нельзя».

Последовал ужин, который они съели в абсолютном молчании, без всякой светской беседы. Кристоф не осознавал раньше, насколько он, оказывается, был голоден. Кушанья же были простые, но довольно сытные.

После трапезы он поднялся с доктором ван дер Схансом наверх. Кабинет его был обставлен банками с какими-то жидкостями и порошками, чучелами зверей и птиц, некоторые из которых Кристофу были незнакомы, а в углу, к потолочной балке был подвешен целый человеческий скелет. Открыв шкатулку из розового дерева, размещенную на столе, доктор вынул послание.

«Мне еще приказали это расшифровать, но я, увы, не в силах».

Кристоф открыл конверт, бегло просмотрел его содержимое глазами.

«Это мой собственный шифр», – улыбнулся он.

«Вот как?» – доктор был слегка удивлен. – «Да вы человек больших познаний».

«Вы мне льстите, Monsieur le docteur», – улыбнулся он. – «У вас не найдется пера или карандаша?»

Через десять минут Кристоф смог прочесть готовое послание.

«Ничего не понимаю», – прошептал он. – «Лондон… Наследник французского престола. До декабря…»

Доктор ван дер Сханс пристально смотрел сквозь стекла очков.