Одевалась Лиля, как я уже сказал, заурядно. Сколько я её помню, она постоянно ходила в рубашке и штанах, засунув руки в задние карманы. Про таких девушек моя мама бы сказала – «шпана»! Выражение глаз у Лили было чуть насмешливым и, глядя на неё, мои губы инстинктивно тоже начинали раздвигаться в улыбке. Главным достоинством Лили лично я считал её необыкновенный, не в поэтическом смысле, а в физическом, язык – шершавый, с канавками, доставлявший мужскому органу невероятное удовольствие! Когда Лиля просто стояла вот так, как сейчас, засунув руки в карманы брюк, её колени слегка отгибались, как я уже говорил, назад, а стопы глядели чуть внутрь, что делало её немного косолапой, но всё –таки ужасно милой!

–Тебя уволили? –Повторила она свой вопрос.

– Вроде того, -кивнул я, глядя одновременно на неё и мимо неё, как это делал в фильмах американский актёр Чарльз Бронсон.

– Брось, не горюй, на этом кафе свет клином на сошёлся. – Заметила Лиля, и тоже, то ли пародируя меня, то ли издеваясь, направив взгляд куда –то в сторону. Как все сметливые женщины она умела мгновенно подстраиваться:

– Найдёшь себе другую работу.

– Это да, -кивнул я.– Но сейчас- то что делать?

Мы постояли, глядя перед собой, как двое накуренных в Нидерландах туристов, рассматривающих проезжающие мимо них рейсовые автобусы.

– Послушай, – нарушила молчание Лиля. – у моей мамы сегодня юбилей, она мне только что звонила. Вечером придут гости. Говорит, хочет утку на стол подать, а как её готовить – не знает.

– Чего там готовить, – хмыкнул я.

–Ну, да, это тебе повару, а она -то у меня архитектор, причём промышленных конструкций! Поможешь ей приготовить всё?

– Конечно. Почему нет? – Сказал я.

– Вот и хорошо. А то она спрашивает меня, у тебя повар есть знакомый? Я говорю -есть! Она как закричит: ура -а!

– Куда едем?

– На Разгуляй.

– Что?!

– На Раз –гу –ляй, -повторила она по слогам.

– Ничего себе. –Только и сказал я.

Тут, как видно, надо пояснить. Дело в том, что площадь Разгуляй была легендарным в Москве местом. Он находился рядом с тремя вокзалами, Ленинградским, Ярославским и Казанским, и считался едва ли не самым элитарным районом для проживания. В шаговой доступности от дома здесь были рестораны, музеи, исторические здания и, как я уже говорил, три вокзала, с которых можно было уехать сразу в три противоположных направлений. Кроме этого, здесь было два стадиона, куча разных магазинов, несколько станций метро, институты, чудесные скверы для прогулок, парки, храмы, клиники, театры и много чего ещё! И здесь у Лили были родительские хоромы? Ничего себе! Вот мама обрадуется! Моя, в смысле. Так Лиля завидная невеста? Это полностью меняет дело!

Сев на автобус-экспресс, который вёз пассажиров до одной из крайних станций метро Москвы, мы поехали к Лиле. Всю дорогу она рассказывала о своей несостоявшейся семейной жизни. Потом, внезапно запнувшись, вдруг спросила:

– Извини, а что у тебя за фамилия Кононов? Ты не родственник того актёра, который играл Нестора Петровича в «Большой перемене»?

– Понятия не имею, – признался я. – Всё может быть. Отца я не знаю. Мама вышла замуж за него и примерно через год с ним развелась. Мы жили в военной части в Сибири. Отец служил в лётной части. Всё было хорошо, пока вдруг не выяснилось, что он женился на матери, будучи не разведённым. И, хотя он не общался с бывшей женой, от которой ушёл, формально он оказался двоеженцем. Вскоре об этом стало известно командованию части. Поступок отца стал предметом обсуждения на офицерском собрании. Сослуживцы его осудили. Он был разжалован. Через пару месяцев ему пришлось уволиться из армии. Мы с мамой вернулись в Москву. Кто были его родственники, я до сих не знаю. А что, это имеет для тебя значение?