Девять кругов рая. Книга первая. Он и Я Яков Пикин

ПРОЛОГ

Жизнь меня учила. Одно время, например, у меня дома стоял фарфоровый кот-копилка. Я думаю, что копилку в виде кота мне купили потому, что по гороскопу я тоже был Кот. И с этим котом как видно у нас происходила кармическая связь. Когда мне хотелось сладкого, я подходил к копилке, тряс её, выковыривал иголкой из щели деньги, а потом шёл в магазин и покупал себе сладости. Я думал, денег в копилке много и исчезновение части никто не заметит. Но однажды мама, придя с работы, хорошенько тряхнула кота, а потом сказала удивлённо: что –то маловато там. Ты берёшь что ли оттуда? Не умея врать, я отвёл глаза.

Вечером отчим показал мне, как реагирует на воров наше общество, сняв с себя ремень, и вложив в кота недостающее через мою задницу. После этого на бедре у меня надолго осталась память об этом событии – два лиловых подтёка от ударов солдатской бляхой. Но я не стал паинькой сразу. Для этого нужно было время.

Годы, о которых я пишу, были не то, что голодные – не изобильные, и поэтому нет ничего удивительно в том, что когда пришло время выбрать профессию, я стал поваром. Я думал, что рядом с продуктами жить всё -таки не так страшно, как вдали от них. Себя я обманывал следующим образом: это ведь не навсегда, а пока что -то лучшее не подвернётся. Кроме того, меня не заставляют ведь клясться на Библии, что я буду работать поваром вечно. Каждое утро, просыпаясь, я думал: подкормлюсь, а потом брошу это дело. Не один я, кстати, так думал. Многие мои товарищи, получив диплом повара, стали потом техниками, учителями и профессиональными дантистами.

Возможно, они бросали профессию повара по той же причине, что и я, потому что боялись попасть в тюрьму за недовес. Советская власть очень строго следила за тем, чтобы у рабочего человека не крали из тарелки еду. Вы не поверите, но проверяющие могли неожиданно прийти в столовую, взять у любого обедающего в зале суп, выловить из него мясо, отжать салфеткой, положить на весы и посмотреть сколько не хватает. Если в мясе не хватало грамма или двух – это ничего. Но если больше, граммы умножались на количество проданных в этот день супов, умножались на количество дней, в которые такие супы продавали и – готово дело ты на скамье подсудимых.

Такие строгости были вызваны тем, чтоб человек, идя в повара сто раз подумал, идти ему или нет. Но, по правде сказать, несмотря на все эти строгие меры, ремесло повара всё равно было популярным, пусть и ассоциировалась с воровством. Достаточно вспомнить шутку, что повар делает котлеты из хлеба, добавляя в него немного мяса. Однажды на стене возле моей квартиры кто-то написал: «повор!», намекая, что корень слова лучше всего говорит о выбранном мной поприще. Но я не слишком тогда обращал внимания на подобную чушь.

Меня не волновало даже, что моя мама -коммунистка, услышав про моё желание стать поваром, сделала гримасу, как от зубной боли. Мама для меня в те времена тоже не была авторитетом. То, что она была членом партии, скорее унижало, а не возвышало её в моих глазах. Между прочим, поваром я стал прежде всего потому, что она плохо готовила. А уже потом из –за того, что я был любителем хорошо поесть!

Короче, узнав про мой выбор, мама сказала: «и это предел твоих мечтаний, поварёшка и колпак»? Нет, конечно! Я бы ещё к этому костюму добавил плейер, если это возможно. Но если честно, я с самого начала знал, что способен на большее. Однако с реалиями, как говорится, не поспоришь.

С детства я наблюдал в себе назревающий внутренний конфликт между своими амбициями и возможностями. В том смысле, что первые у меня намного опережали вторые. Потом оказалось, что такое было не только у меня. Люди, жившие вокруг меня, тоже очень многого хотели. И часто получали в ответ на свои жизненные претензии срок в СИЗО.

Опасность амбиций, кстати, многие недооценивают. Все неприятности в этой жизни случаются из –за них. Мои амбиции, разумеется, тоже не были исключением. Правда, в отличие от многих, я всегда чувствовал какую –то защиту сверху. Ангела-хранителя над собой. По этой ли причине или по какой- то другой, я всегда находил наиболее безопасный выход из многих опасных ситуаций. Например, работая одно время на железной дороге в вагоне-ресторане, я однажды угодил в тюрьму за пересортицу колбасы. Она стоила три пятнадцать, а я переправил в накладной на пять пятнадцать. Подумаешь –два рубля! Там и колбасы то всего было десять килограмм. Таким образом, продав колбасу, я обогатился всего рублей на двадцать. Но в те времена это было серьёзным преступлением. За такой фокус ты мог запросто оказаться в тюрьме, что и произошло. На меня кто -то донёс, меня ссадили и посадили в кутузку.

Тюрьма, в которую меня посадили, находилась в сибирском городе Зима. Помню, что в одиночной камере, куда меня привели, мне понравилось даже больше, чем на той же гауптвахте армейской части, где я служил и в которой мне тоже пришлось побывать. Здесь хоть по крайней мере, можно было лежать весь день на нарах. В тюрьме я провёл всего сутки. А потом начальник СИЗО меня просто выпустил. До сих пор не понимаю, кто меня спас. Думаю, что без ангела тут не обошлось.

Научиться что –то делать по-настоящему я долго не стремился. Мне казалось ужасной ерундой забивать себе чем –то голову, учитывая, что я и так всё знаю. Любой нормальный человек на моём месте стал грызть камень науки, не отвлекаясь на постороннее. Я же постоянно отвлекался, причём в основном на женщин. И зря, потому что интрижки дело кратковременное, а наука остаётся навечно.

Мама на заводе получала каких -то восемьдесят рублей. Отчим всё, что зарабатывал, пропивал. Мне не оставалось ничего другого, как полагаться на свою интуицию в поисках выхода. И, поскольку, где этот выход, я не знал, то шёл вслепую, действуя весьма странным способом.

Поясню. Большинству людей для того, чтобы понять, подходит это им или нет, нужно впрячься в работу. Мне этого не надо. Мне достаточно было протянуть к чему -то невидимую руку и я сразу понимал, моё это или нет.

Например, однажды, когда наш класс повезли на экскурсию на металлургический завод, все там прилежно смотрели налево и направо, пытаясь разобраться, надо им это или нет. Только я, всего один раз взглянув на раскалённую проволоку, понял, что это подходит так же, как английскому королю Эдуарду кочерга в заднице. И пока все остальные с интересом слушали экскурсовода, пожилого мужчину в рабочем халате и с каской на голове, я вспоминал, как выглядит на гитаре доминантный септ –аккорд, пытаясь выстроить его пальцами на рукаве своего пальто. Сколько меня не просил стать серьёзным, я ничего не мог с собой поделать! Когда в конце экскурсии меня спросили: тебе понравилось? Я потянулся указательным пальцем к виску, хорошо, что по дороге у меня зачесался нос. В общем, взрослые не могли понять, что из меня может получиться.

Обычно, глядя в окно на птичек на уроке или на ноги учительницы под партой, я мечтал о морских круизах, путешествиях заграницу – то есть, о чём – то совершенно фантастическом. В те времена не то, что заграницу, к международному аэропорту близко нельзя было подходить!

Помню как –то раз мы решили нарушить это табу и поехали с приятелем в Шереметьево-2, который был с нашим городком по соседству, выменивать на значки жвачку. Приятель не сказал мне, что это называется «фарцовкой», что это противозаконно и что за это полагается наказание. По его словам выходило, что обмен значков на жвачку дело совершенно легальное и, более того, лёгкое. Надо просто подойти к автобусу с иностранцами, дождаться, пока они выйдут, протянуть кому –нибудь из них значок Ленина и – готово дело, жвачка у тебя в кармане!

Поначалу, когда мы приехали в аэропорт, всё стало происходить так, как сказал мой друг. Приехал автобус, оттуда стали выходить иностранцы. Я собрался было уже протянуть кому –то из них значок с Лениным, как вдруг из здания аэропорта выбежали люди в тёмных костюмах и галстуках и бросились вдогонку за мной и моим приятелем.

От аэропорта до нашего городка было двадцать три километра. Впервые в своей жизни я пробежал марафонскую дистанцию, не делая остановок. Думаю, я поставил рекорд, о котором никто больше не знает. Разумеется, в аэропорт фарцевать я после этого не ездил.

Бубнёж учительницы литературы насчёт того, что жизнь прекрасна и удивительна, я пропускал мимо ушей. Пока она говорила о чём -то загадочном и странном, что известно было только ей, я мечтал о далёких странах, морях, яхтах и красивых женщинах, по уши в меня влюблённых. Урок шёл для меня каким –то вторым планом. Какая разница, думал я, что она там себе бормочет. На стене висела карта мира. Глаза мои блуждали по ней. Ах, как мне хотелось путешествовать!

Странно, что при таком халатном отношении к учёбе, если учитель меня внезапно о чём-то спрашивал, я каким –то невероятным образом изворачивался и отвечал правильно, хотя сам потом удивлялся – как это у меня вышло? Говорю же, у меня был ангел! Учителя думали, я хитрый и специально делаю отсутствующий вид, хотя на самом внимательно слушаю. Многие учителя поэтому перестали меня ловить и неожиданно спрашивать, о чём только что шла речь.

Так за мной укрепилось реноме умного. Тут нечем особо было гордиться, поскольку я и без них знал, что я умный и для этого мне не требовалось никаких подтверждений. Вообще, любого спросите: ты дурак или умный? Едва ли кто-то скажет: я дурак!