Был ли Лероль, считавший Луиса своим другом, знаком с Зорой? Маловероятно. Сомнительные вечеринки на бульваре Малынерб проходят без него.

Зато он видел Габриэль Дюпон у Дебюсси, когда приходил в его скромное жилище, чтобы поговорить в мужском кругу о музыке.

Что до его дочерей, которых Ренуар теперь пишет сидящими за роялем, то они не могут иметь никакого понятия ни об этой богемной жизни, ни о тайных связях, ни о скрываемых любовницах. Они восхищаются талантом господ, пишущих прекрасные стихи и великолепную музыку, но как могли бы они, в своей чистоте, заподозрить, что всех возлюбленных Луиса, начиная с Мари де Эредиа и заканчивая невозмутимой Зо, объединяет одна и та же странность: под голубоглазым взором этого фотографа-любителя, известного эротомана, им нравится позировать обнаженными на пианино. Дебюсси тоже приходит играть сочиненные им мотивы на том же порнографическом фортепиано, чьи аккорды должны отличаться особым сладострастием.

В 1890-х годах у композитора за плечами уже не одно произведение. Он был очень привязан к писателям, поэтому его первые мелодии навеяны творчеством Верлена, а также Мюссе, Теодора де Банвиля или Поля Бурже. Прелюдия «Послеполуденный отдых фавна», впервые исполненная в 1894 году в зале д’Аркур, что на улице Рошешуар, благодаря волшебной палочке молодого швейцарского дирижера Гюстава Доре обернулась триумфом.

Поскольку прелюдия была исполнена в конце насыщенной программы, публика была в восторге, несмотря на то, что «валторны были ужасны, да и остальной оркестр не лучше», по словам Луиса. У слушателей оставалось странное впечатление. Своим изощренным звучанием, сотканным из гармонии и арабесок, прелюдия обязана Малларме – тому, кто хотел придать «более чистый смысл человеческим словам», Дебюсси стремился воссоздать «сменяющие друг друга картины, на фоне которых приходят в движение намерения и мечтания фавна» – его роль в балете Дягилева исполнит Нижинский, фавн в его невероятных прыжках взлетит к звездам. После этой прелюдии и ее театрального продолжения Клод Дебюсси прослыл блестящим и многообещающим музыкантом, но он весьма спорен для поборников традиций. Семейство Лероль тоже очаровано: их не пугает новаторство в искусстве. Наоборот, им нравится, когда их удивляют, шокируют, волнуют бесстрашные творцы. Однажды вечером на улице Дюкен Дебюсси рассказывает, что недавно вместе с Малларме был в театре «Буфф-Паризьен», где с удовольствием посмотрел пьесу, которая с тех пор преследует его и не дает покоя: «Пеллеас и Мелизанда» Мориса Метерлинка. Он мечтает о том, чтобы положить ее на музыку. Хотя опера существует пока только в мыслях, он работает над ней: он уже сыграл первые наброски у Пьера Луиса! Нетрудно догадаться, перед какой аудиторией.

Анри Лероль, который на тринадцать лет старше Дебюсси, – один из первых почитателей и защитников музыканта, помогает ему выпутаться из долгов и конфликтов, но, более того, он – друг, брат, композитор полностью ему доверяет. «Я думаю о вас, как о старшем брате, которого любишь даже тогда, когда он брюзжит, потому что знаешь, что он всегда говорит от сердца», – писал Дебюсси в 1894 году.

Поэтому Лероль помогает и участвует в долгом и мучительном создании оперы «Пеллеас и Мелизанда». Он первым слышит музыку Дебюсси. Когда Лероль уезжает на отдых, Дебюсси в нетерпении просит его как можно скорее вернуться: «Есть маленький секрет, способный заинтересовать нас обоих, но который, как все, что еще не доработано, невозможно выносить на публику». Случается, что Дебюсси посылает Леролю записки пневматической почтой, чтобы спросить, что тот думает, и всегда спешит пригласить его к себе, чтобы сыграть только что сочиненный отрывок. Он будет советоваться с ним до тех пор, пока не напишет финал.