Премьера его музыкальной драмы в пяти актах и тринадцати картинах состоится только в 1902 году в Опера-Комик, дирижировать будет Андре Мессаже. Для всех меломанов Франции и за ее пределами это станет «одним из величайших событий века». В атмосфере вагнеромании, охватившей музыкальный небосклон в ту эпоху, опера «Пеллеас и Мелизанда» развяжет жесткую полемику и будет освистана. Сторонники и противники Дебюсси перессорятся, обсуждая речитатив в диалогах; отсутствие певческих ансамблей или использование тональной гаммы, далекой от фразировки Вагнера, шокирует большую часть любителей лирического искусства. Дебюсси пишет Леролю: «Я воспользовался, впрочем, совершенно спонтанно, приемом, который представляется мне довольно редким, то есть безмолвием как средством выражения, и, возможно, единственным способом подчеркнуть эмоциональность фразы».
Мало кто поймет его новшество. Еще меньше будет тех, кого захватит неуловимая и легкая красота этого противоречивого произведения. Заклятым врагом композитора окажется сам автор либретто – Морис Метерлинк. В ярости поэт напишет открытое письмо Дебюсси, которым приговаривал его оперу – их оперу – к «провалу»! Он будет угрожать музыканту «взбучкой» и даже спровоцирует дуэль, которая, к счастью для того и другого, не состоится. Метерлинк, тренируясь у себя в саду в стрельбе из пистолета, удовольствуется тем, что пристрелит своего кота! Его ярость объяснялась граничащим с неприятием непониманием таланта Дебюсси, по мнению которого «Метерлинк с точки зрения музыки ведет себя, как слепой в музее». Но к неприятию примешивалась злопамятность: Дебюсси в последний момент лишил партии Жоржетту Леблан, белокурую певицу и, как оказалось, любовницу Метерлинка, которая должна была исполнять роль Мелизанды, заменив ее Мэри Гарден, чье имя отныне нераздельно связано с его музыкой.
Музыкальный стиль Дебюсси по сердцу Леролю. Ему понятно все, вплоть до безмолвия. Того, кто мог сказать о картине «ее душа вливается в нашу жизнь», привлекает в этом стиле изящество, чувственность и, несомненно, тайна. Музыка с ее духовностью тоже часть тайны. «Дебюсси сказал мне, что есть только один художник, разбирающийся в музыке, и это я», – пишет он Шоссону.
Шоссон, познакомивший Лероля и Дебюсси, неожиданно вносит разлад в их исключительные отношения, в их мелодичный дуэт. Сначала небосклон окрашен в столь любимую Малларме лазурь.
Шоссон и Дебюсси ладят между собой и относятся друг к другу с уважением, отнюдь не считая себя соперниками. Шоссон написал «Поэму любви и моря», утонченная гармония и импрессионистские аккорды которой навеяли Дебюсси его этюды «Море». По общему согласию мелодиям Вагнера они предпочитают русскую музыку, несмотря на то, что Дебюсси со страстью распевает арии из «Парсифаля» или «Тристана и Изольды». Оба любят Мусоргского, которого ставят очень высоко. Наконец, оба с одинаковым чувством играют на фортепиано, при этом Шоссон играет изящнее, а душа Дебюсси превращает музыку в океан чувственности.
Если Лероль, будучи на тринадцать лет старше Дебюсси, – его соратник и товарищ, поскольку то, что он занимается двумя разными видами искусства, облегчает их дружбу, то с Шоссоном, который тоже старше него – но на семь лет, – у него отношения более сложные. Для Дебюсси, молодого и многообещающего, но также очень противоречивого музыканта, Эрнест Шоссон – авторитетный старший товарищ, идущий своим путем. Если он и восхищается композитором, то его суждения о нем несколько сдержанны. Но Дебюсси обязан ему как защитнику и меценату. С 1888 года Шоссон, занимающий пост генерального секретаря Национального музыкального общества – эта должность сохранится за ним до самой смерти, – очень печется о молодых композиторах. Дебюсси – один из его любимчиков, он энергично и с полной убежденностью в своей правоте поддерживает его. Он из личных средств финансирует публикацию его произведений в издательстве «Библиотека независимого искусства» и не единожды погашает его долги. Он щедро оплачивает концерты, которые Дебюсси дает в его особняке, или, чтобы дать ему подзаработать, устраивает выступления в салонах предместья