Сначала поцелуй. Это наш ритуал. Мы не произнесли ни звука, Джордан просто взял мое лицо в свои руки. Потом мягко, но настойчиво прижался губами к моим губам и замер так на несколько прекрасных мгновений… Этот ритуал всегда говорил мне больше, чем просто слова. А сегодня вечером – намного больше, чем когда-либо. Потом Джордан немного отстранился, все еще не выпуская мое лицо из своих рук, и я потянулась, чтобы дотронуться рукой до его щеки. Это наш бзик, наша любовная игра, наше молчаливое церемониальное приветствие друг друга, уже… ого, почти восемь месяцев. Первая настоящая любовь, первый настоящий поцелуй, первый настоящий парень. И у Джордана так же.

Конечно, объявить Джордану, что я получила работу в журнале «Оранж» и что меня не будет дома целых два месяца, было нелегко. Шел пятый урок. Мой ланч, его французский. Джордан, по обыкновению, прогуливал, чтобы побыть со мной. Он оправдывал эти прогулы тем, что собирается стать полицейским. Поскольку он будет защищать мирных граждан в Бостоне, а не в Париже, то на кой ему сдался этот французский? А вот мне Джордан был нужен. И, несмотря на то, что прогуливание уроков противоречило моим убеждениям, я с гораздо большим удовольствием обнималась с ним на заднем дворе, чем отправляла его спрягать глаголы.

– Ну, а мне что теперь делать? – Джордан смотрел на меня. Я отводила глаза на что угодно – поглядела на цепь, огораживающую школьный двор, пересчитала машины на парковке, потом трещины на асфальте. Я готова была считать что угодно, лишь бы не встречаться взглядом с его голубыми глазами. – Бэбил, слушай, я же – а) ничего такого не сделал? И – б) прости меня, если что.

Я уже и сама не помнила, кто из нас от кого подхватил эту манеру перечислять пункты по буквам. То ли я от него, то ли он от меня. Да это и неважно – когда люди влюблены, у них появляется много одинаковых привычек.

– Что ты, Джордан, ты ничего плохого не сделал. Да и не мог сделать. – Я заставила себя посмотреть на него. – Ты сделал меня счастливой, – тихо и кротко проговорила я. Затишье перед бурей. – Ты представляешь, Джордан, этот журнал в Нью-Йорке, «Оранж», оплатит все расходы, а мои родители сейчас как раз на мели. И не расстраивайся, пожалуйста, Джордан, это только на одно лето, и ты знаешь, как я буду скучать по тебе. Но ты представляешь, сколько дверей это откроет, я должна это сделать…

– Погоди, погоди, что ты несешь?

Если бы он записал это на магнитофон, то мог бы проиграть потом в замедленном темпе и тогда без труда разобрал бы.

Я порылась в рюкзаке и вытащила яркий конверт. Из него выпало письмо, скорее напоминающее записку, неофициальное, простое, дружеское, и протянула ему.

– Ух ты, – выдохнул Джордан, – ну надо же…

Пока он соображал, я боялась дышать. И вдруг он расплылся в широченной улыбке, от уха до уха. Он так обрадовался за меня.

– Да знаешь ли ты, какая ты умница? – тихо спросил он. – Нет, Бэбилон, ты об этом знаешь? – И тут он схватил меня, и обнял, и зашептал в самое ухо: – Знаешь или нет? Отвечай, знаешь?

Я уже сама не понимала, о чем именно спрашивал Джордан. Наконец, он меня выпустил и стал задавать практические вопросы, на которые я вполне могла ответить.

– Когда ты уезжаешь?

– Первого июля.

– Как ты туда доберешься?

– На самолете!

– Где ты будешь там жить?