С другой стороны, психические проблемы, оставленная дочери записка и брошенная машина подкрепляли теорию о том, что ничего криминального в исчезновении Марианны нет. На неё никто не точил зуб, она не переживала бурный роман, не участвовала ни в каких сомнительных сделках и вообще не была связана ни с чем хоть сколько-нибудь подозрительным. Поэтому после нескольких недель бесплодных попыток разобраться, что же всё-таки произошло, причин продолжать расследование не осталось. Полиция переключила своё внимание на более срочные дела.

Эльме становилось не по себе, когда она представляла, как отреагирует на неожиданный поворот в деле Марианны пишущая братия: перед её мысленным взором вставали аршинные заголовки о некомпетентности полиции Акранеса. Малейшие детали, которые они упустили или неверно истолковали, будут раздуты до колоссальных масштабов. Эльма вновь принялась перелистывать распечатки записей телефонных звонков Марианны и её сообщений в соцсетях. По горячим следам все эти документы были изучены самым тщательным образом. Её мобильник так и не обнаружили, а полученная от телефонной компании распечатка её звонков за предыдущие шесть месяцев ничего заслуживающего внимания не показала. Через компьютер Марианна в основном общалась в соцсети со своими подругами. Там же она обменивалась сообщениями и с Хафтором – тем самым, с которым у неё должно было состояться свидание в тот вечер. Он собирался повезти её на машине в ресторан. Поскольку по телефону Марианна не отвечала, он, пытаясь разобраться, в чём дело, подъезжал к её дому на автомобиле. Записи звонков с телефона Хафтора подтверждали его показания.

Сайюнн, попечительница Хеклы, неоднократно звонила Марианне в течение недели, предшествовавшей исчезновению женщины: они беседовали чуть ли не ежедневно. Эльма не могла вспомнить, что конкретно рассказывала Сайюнн о тех звонках, но сделала себе пометку порасспросить её на эту тему повторно.

Распечатки свидетельствовали также, что Марианна не один раз пыталась дозвониться до Хеклы в районе полудня и несколько позднее в пятницу, четвёртого мая. Будучи в школе, Хекла не отвечала. Занятия должны были закончиться в два часа пополудни, а последний звонок был совершён в 14:27. Но и на него Хекла не ответила: видимо, не успела включить телефон после урока плавания, который стоял в расписании последним.

Вздохнув, Эльма откинулась на спинку стула. В документах она ничего нового не увидела, и никто из упомянутых там людей на роль подозреваемого не тянул. Если бы не разложившиеся останки на столе в лаборатории патологоанатома в Рейкьявике, Эльма пришла бы к тому же выводу, что и раньше: Марианна Торсдоттир исчезла добровольно.

Стол Хёрдюра был усеян крошками от только что съеденной булочки. Он поводил ребром ладони по столешнице, чтобы из крошек получилась ровная полоска. Его и без того внушительный список задач теперь пополнился вновь открывшимся делом. Плюс ко всему их ещё и пропесочат за то, что не распутали его раньше. Хёрдюр подумывал о том, чтобы попрощаться с полицией в следующем году, – пенсионный возраст был уже не за горами, а запасы энергии истощались. Вернее, не так: энергии-то пока хватало, но удовольствия от своего занятия Хёрдюр уже не получал. Его интерес к профессии ослабевал с каждым месяцем, и ему не терпелось попробовать себя в каком-нибудь ином качестве. Ему хотелось приятно проводить время в путешествиях со своей женой Гийей, как они всегда и мечтали. Хёрдюр начал сознавать тот факт, что отпущенное ему время не безгранично. Особенно острым это осознание стало после того, как Гийе диагностировали рак груди. По словам врачей, опухоль была пока совсем небольшой – ещё не успела разрастись. Однако это не делало новость менее ужасной. Некоторое время Хёрдюр перемещал полоску из крошек туда-сюда по столешнице, а потом собрал их в ладонь и выбросил в стоявшую под столом корзину.