7. ЧАСТЬ 2. ГЛАВА 6
ЧАСТЬ 2
ЗИМА
Глава 6
На следующий день я была сама не своя. Вспоминая вежливый отказ Ивана, переживала: вот я дура, так мне и надо. И не могла сосредоточиться на работе.
— О чем ты думаешь? — Лешин голос вернул меня к реальности.
Да, такого казуса со мной еще не случалось — задумавшись об Иване, я передержала кофе.
Леша нахмурился: — Ну, ты даешь! Я за это Юльку ругаю, а ты.
Я едва не расплакалась и поплелась в подсобку, где зачем-то принялась долго и весьма придирчиво разглядывать себя в зеркале. Увы, ничего хорошего я там не увидела. Из зеркала с печальным укором на меня смотрела унылая полная женщина лет тридцати, и она мне не нравилась. Ка-те-гори-чески! А если я сама себе не нравлюсь, то что уж говорить об окружающих.
Поскольку никого другого рядом не оказалось, в поисках беспощадной правды я обратилась к Леше: «Лех, скажи честно, я толстая, да?» Леша засопел и ничего не сказал, но его неловкое молчание было столь красноречивым, что укрепило меня в худших подозрениях. О да — зерно упало на благодатную почву. Дело в том, что я — непаханое поле разнообразных неврозов и комплексов. Меня в детстве так хорошо обработали: «Ника, не высовывайся». «Ника, будь как все». «Ника, не носи юбки — у тебя ноги кривые», Ника — то, Ника — се, что я на всю жизнь уверовала в свою неполноценность. А современный мир тотального гламура работает исключительно на то, чтобы я и мне подобные, с кривыми ногами, оттопыренными ушами и прочими досадными упущениями природы и думать не смели, что они тоже чего-то достойны — личного счастья, например, или хотя бы уважения окружающих. Увы, в наше время, если ты не двухметровая анорексичная блондинка — можешь смело пойти и застрелиться! Стоит включить телевизор, как с экрана нам тут же заговорщически подмигивает ослепительная, словно сошедшая с Олимпа девушка и гордо заявляет: «Ведь я этого достойна!» И у нас тут же возникает иллюзия, что если мы купим себе баночку этого волшебного шампуня, как у тэвэшной Геры, то волосы тут же заколосятся и зазолотятся, как у нее. Или, если я надену колготки, как у этой модели с ногами запредельной длины, такой, что она запросто может почесать левой ногой правое ухо, мои собственные ноги чудесным образом удлинятся на вожделенное количество сантиметров. Нет, если я в этих колготках встану на стремянку — то очень может быть, что ноги и будут выглядеть длиннее, а так вряд ли…
Тяжело современной женщине! Ей заколачивают в голову стандарты, как гвозди, внушают, что если у тебя перхоть, то это такой позор, который можно смыть только кровью, а если, не приведи господи, волосатые ноги, то к людям лучше вовсе не выходить и уж точно не сметь надеяться на счастье, которое, как и любовь, доступно только избранным — красивым, вечно юным, без намека на перхоть и волосы в неположенных местах. А вот еще фишка времени — возраст. Елена Павловна права — в наше время пожилым быть просто неприлично. Прямо какой-то культ молодости, согласно которому всех кумушек после сорока нужно сдавать в утиль. Собирать отживших свое женщин в пачки — и в макулатуру. Или в металлом. Мне вот до макулатуры уже совсем немного осталось, и я не согласна с таким отношением! В общем, смотрю я на все это и думаю: а что делать мне? Толстой тридцатилетней? Повеситься? Зачем нужны такие, как я, в этом отполированном и припудренном глянцевом мире? Нет бы все женщины разом взбунтовались, договорились между собой и устроили мировой заговор против этих законодателей стандартов. Ведь мы этого достойны, черт побери!
* * *
А пока этого не произошло, я решила худеть. Как известно, подобные мероприятия хорошо начинать с какой-то символической даты (ну, хоть с понедельника), а уж начало года для этого подходит просто замечательно. Я честно держалась три дня и ела только грейпфруты, от одного вида которых меня мгновенно начинало корежить. На третий день диеты, обнаружив в холодильнике сыр, купленный ранее, я была готова съесть его прямо с целлофановой оберткой. А на четвертый Манана всучила мне пирожки; на, говорит, Ника, с капустой, сама пекла. Я их и брать не хотела, но было неудобно отказаться; и вот вечером, придя домой, я оставила эти пирожки на кухне, а сама пошла в комнату смотреть фильм; но вдруг случилось странное — я почему-то опять оказалась на кухне с пирожком в руке, половина которого уже была съедена! Мистика. Потом, конечно, во мне проснулась совесть; она взвыла: «Что ты делаешь, бесстыжая?!» Я охнула, запунцовела, с ужасом отшвырнула оставшуюся половину пирожка и убежала с кухни, давясь рыданиями. За позорное грехопадение с пирожком я решила наказать себя еще неделей грейпфрутового тропического ада.