– Не надо, я сама. Отдыхай.
Зоя ушла.
Часа через полтора на пороге дома появился Василий Николаевич. Лиза уже встретила Зорьку из стада, подои́ла её, дала молока теленку, свиньям налила похлебку да травы кроликам кинула. Увидев, что муж пришел без настроения, поняла, что туго ей сегодня придется, и решила не торопить события.
– Есть не буду! – рубанул муж и пошел в комнату. – Налей кали́новой, принеси мне! – Он во всей одежде, в какой пришёл, завалился на кровать.
– Что, Васенька, плохо? Мож, фельшера позвать? – подскочила жена.
– Ничё, потерплю, неси уже!
– Аха, я мигом. – Лиза налила настойки в его любимую рюмочку-мензурку из толстого стекла.
Настойку эту он каждую осень исправно делал сам из ягод калины, что росла у них в палисаднике, перед окнами. Чтобы не испортился напиток, да и всё скоропортящееся, в том числе и молоко, хранили в погребе, во дворе. Она сходила, принесла мужу небольшую бутылочку кали́новки, тот лежал, не шелохнувшись, и постанывал.
– Вась, что, нога? – Она протянула напиток.
– Ой, Лиза. – Он, привстал, взял его, выпил. – Не спрашивай, налей лучше ещё.
Она хотела было возразить, но вспомнила, какой разговор предстоит, и покорилась – может, добрее будет. И правда, лучше не спорить сегодня. Да и давненько он не приходил в таком настроении. Видно, опять мучает его проклятая нога.
– Лежи, Вася, лежи! – сказала она и протянула вторую порцию настойки. – Потом поговорим.
– Да, потом… ужинайте без меня!
– Конечно, Васенька. – Она забрала рюмку. – Чё это я. Ты лежи. – Лиза ушла на кухню.
Через некоторое время до неё донеслось:
– Почты не было сегодня?
– Не, завтра вродь должна, – ответила она мужу. Мысль о предстоящем разговоре не давала покоя: «О-хо-хо, знатьё бы, что так всё будет, подготовила бы его. А теперь как оно пройдет? Да чего уж, семь бед один ответ».
Она зашла в детскую, Колька возился с машинкой, Танечка слушала Зою, которая сидела рядом и читала ей книгу. Мать сказала, что отцу плохо и чтобы они были потише, а она, мол, пошла накрывать на стол и скоро всех позовёт.
Чуть позже почти в тишине они и поужинали. Лиза переживала, что отец услышит, и всё время просила всех говорить меньше. Впрочем, они итак вели себя тихо, кроме Кольки, который сегодня много кривлялся. Танечка сидела виновато, ела медленно, без аппетита. Брат всё задирался: то в тарелку ложкой залезет, то от её хлеба отщипнет кусочек.
– Коля, отстань от сестры!
– А чё она молчит?
– Я ж тебе сказала, что отец болеет, нет же, ты за своё. Таня вон не шумит и ты давай угомонись!
– Да она тока сёдня молчит.
– Цыть! Всё он, чи́сто, знает.
– Мам, я не хочу больше. – Таня отодвинула тарелку с гречкой, не съев и половины.
– Оставь. Пряники будешь с молоком или с кака́вой?
– Не, мам, я пойду.
– Иди уж! – Мать махнула рукой.
– Матхёна не ест, я тоже не буду! – заканючил Колька.
– Сядь и доедай!
– Спасибо, Лиз, давай, я посуду помою. – Зоя закончила ужин и вызвалась помочь.
– Да не надо, я сама. Ещё сви́ньям заодно на утро наведу́.
– Ладно, но в следующий раз – я!
– Успеешь ещё наро́биться, Зой.
– Пойду тоже лягу пораньше, устала сегодня чё-то.
– Иди, иди. Мне ещё с Васей говорить.
– Может, и я с тобой?
– Не, вы там сидите, не высовывайтесь. Мы сами тут. Кричать будет, так уж помолчите. Посмотри за ними там.
– Знамо дело, выученные уже.
Все разошлись. Лиза принялась мыть посуду, и только разложила тарелки по местам, присела с полотенцем в руках, зашел муж.
– Положи чё-нить. – Он грузно сел на свое любимое место у окна, на большой коричневый табурет.
– Я мигом, Васенька. – Она снова вскочила, несмотря на навалившуюся вдруг усталость, и начала выставлять на стол еду.