Это странно. Мама умерла слишком рано, так что я плохо запомнил ее голос. Меня это бесконечно мучило. Но тогда, в лесу, женский голос пел мне что-то тихо и почти неразборчиво. Это была как колыбельная, когда твое сознание уже уплывает в сон. Это точно был мамин голос. Наверное, он просто прячется у меня в подсознании.

И Энни – ее я никогда и ни с кем не перепутаю. Ее голос был со мной постоянно. Такое ощущение, что она болтала без устали сутки напролет, пока мы блуждали по лесу. Интересно, правда это? Не знаю, но к ее голосу мне хотелось тянуться. Цепляться за него. Жить им. И мыслями о том, кому он принадлежит.

Удивительно, как можно не осознавать что-то вокруг себя. Когда ты в отключке и мозг заменяет реальность на что-то иное. Мне было так здорово слушать их голоса и быть в этой спокойной темноте, что и мысли не было вырваться из этой иллюзии. Энни была рядом, хоть я ее и не видел (но слышал и чувствовал). А большего мне и не нужно. Потрясающе было понимать, что мы вместе и не думать больше ни о чем. Немного эгоистично, конечно, если представить через что приходилось проходить ей, пока я расслаблялся в своем беспамятстве.

Со злостью из-за того что я бросил ее там бороться одну и из-за своей беспомощности остальную часть лета я почти справился. Энни каким-то образом удалось успокоить мою злость. Хотя при первом же удобном случае я поеду к JD и выплесну все это дерьмо наружу.

К сожалению, все хорошее имеет свойство заканчиваться. И вот – школа – получите, распишитесь. И вот Грег и уничижительные мысли Энни на его счет. И вот эта головная боль. Стоп, о ней мы не думаем, верно, Сай?

– 3 —

Вудсток драйв была улицей-тупиком. Поэтому, чтобы дойти до школы от нашего дома, который находился как раз-таки почти в самом конце тупика, нужно было пройти мимо всех домов на нашей улице. Дом Джейкобсов находился за семь домов от нашего и на семь домов ближе к школе, что было очень удобно – я сразу же заметила парня сидящего на низеньком заборчике перед своим домом все так же, как и год назад, курящего сигарету. От этой картины у меня, как и всегда, потеплело на сердце. Это ужасно забавно: ты видишь кого-то, и на душе становится так тепло, приятно, так уютно.

– Я знал, что ты не пройдешь мимо. – Парень поднялся на ноги, чтобы обнять меня. Саймон прихрамывал до сих пор. Врачи уверяли, что через несколько недель его хромота окончательно пройдет, а от раны на ноге останется лишь шрам и не более того.

– Еще бы, – улыбнулась я, повиснув у него на шее, цепляясь одной рукой, так как левая все еще была закатана в гипс (на котором, к слову, уже не было чистого места, столько подписей там красовалось). – Тут до школы одна дорога.

Бывают моменты, когда я не могу перестать смотреть на Саймона. Его скуластое лицо, его губы. Его глаза: зеленые как неспелое авокадо и сияющие, с таким живым выражением почти всегда. За лето он как будто еще немного вытянулся и возмужал. С улыбкой я уставилась на парня, вспоминая те волшебные моменты, когда я прикасалась к его лицу, ощущала его кожу под своими ладонями, буквально дышала его запахом. Каждый раз это было настолько сильно и естественно, что мне не верилось в свое счастье. Вспомнила тот его пьяный поцелуй на кровати в доме его бабушки и свой сон.

Так, стоп, Метьюс. Тот поцелуй – давно прошлое. Просто пьяная выходка, сколько можно прокручивать его в голове?

– Об этом я как-то позабыл. – Улыбнувшись в ответ, Саймон выкинул сигарету и, водрузив руку мне на плечо, пошел рядом. – Так странно, не правда ли?

– Что именно? – Я искренне старалась выкинуть из головы всю эту романтичную ерунду. – То, что мы снова идем в школу?