– Что ты такое говоришь? Я не собираюсь тебя возненавидеть. Я же, черт побери, не могу сделать это физически!

– Знаю. Я же говорю, что ты слишком хорошая.

– Ох, это какой-то бред. Мне… мне нужно… Можно я пойду домой?

– Конечно.

Саймон поднялся и присел на кровать рядом со мной.

– Я не скажу Грегу, даже не заикнусь. И записывать никуда не стану, даже постараюсь не думать. Так что не бойся.

Какой теперь смысл в умалчивании?

Я не стала отвечать. При мысли о Греге сердце начинало долбиться о ребра. Как можно не сказать Грегу? Это равносильно умалчиванию того, что ты сбил человека и скрылся с места преступления. И почему мы не будем говорить об этом? Мы что и дальше будем делать вид, что не хотим быть вместе? Я опять и опять смотрела на Саймона. Боже, это какое-то издевательство!

– Саймон, ты такой… – Еще чуть-чуть, и я бы сказала слово красивый, или божественный, или призналась бы ему в том, что меня нереально тянет к нему даже сейчас. Что даже после всего я хочу вернуться в кровать, где его руки прижимают меня к нему, а губы прикасаются к моим губам. – Я больше не могу здесь оставаться, прости…

От парня будто исходили вибрации, которые тянули к нему. Поэтому я соскочила с кровати и выбежала из комнаты, справившись с головокружением. Потом входная дверь, крыльцо, тротуар, какие-то люди, заборчик, дверь моего дома.

– Энн, ну наконец-то! – Входную дверь мне открыла мама. – Где ты была? Почему не берешь телефон? Ты знаешь, который час? Решила опоздать в школу? Энн… что с тобой?

– Все в порядке, мама, просто мы с девчонками смотрели такой ужасный фильм. Я ни как не могу от него отойти.

– Фильм? Вы же готовили проект. – Она помотала головой из стороны в сторону, явно осуждая.

– Ну не всю же ночь мы должны были сидеть с историей. Потом приехали девчонки, и мы смотрели фильм.

– Ну хорошо. – Боже, она еще не знает, что я натворила. – Иди позавтракай, бабушка приготовила тосты. И смотри не опаздывай. Ты меня поняла?

– Конечно, поняла.

– Где твой рюкзак?

– Что?

– Рюкзак, Энн. Где он?

Его и правда не было, так же как не было и телефона и дневника.

– Я ходила без него.

– Да?

– Да. – Я уже направилась к лестнице.

– Ладно. Мы с Сэм уже позавтракали, сейчас уже выходим. А ты обязательно позавтракай.

– Хорошо. Сейчас только в душ схожу.

Душ оказался целебной силой. Я будто смывала с себя позор. Позор с души и высохшие капельки крови с ног. Смотреть на себя в отражающую поверхность плитки я не могла. Сама мысль о том, что я натворила, выворачивала мое сознание изнутри.

Оправившись от первого шока, я постаралась взять себя в руки. Присела на кровать и занялась нормализацией дыхания: вдох, медленный выдох, снова вдох.

– Все. Нужно собраться и сходить в школу. – Настроившись на школу, как на что-то понятное и привычное во всей этой куче непонятного, свалившегося на голову, я встала с кровати.

Живот буквально разрезало острой болью. Я обхватила его руками и резко села назад. Стоило мне вдохнуть, как режущая боль полоснула снова. Пришлось замереть и делать малюсенькие глотки воздуха через рот. Страшный приступ паники охватил меня с головой.

Почему так больно? Что не так?

За мгновение в голове пронесся очередной ураган мыслей – одна страшнее другой. Вдруг, Саймон что-то сделал не так? Или может быть, он сделал это очень сильно, так, что там что-нибудь порвалось… или лопнуло.

Или что там вообще происходит в таких случаях?

А если я беременна? Эта мысль шокировала меня больше всего. Я не имею ни малейшего понятия, был ли у Саймона презерватив или нет.

Боже…

Я серьезно задумалась о ребенке. Что мама скажет? Как я смогу посмотреть ей в глаза и сообщить новость, что все ее надежды на мое высшее образование придется отложить? Да как это вообще можно сказать кому-то? Я хочу ребенка, но… но… Я буду матерью-одиночкой? А Саймон что скажет? Как он к этому отнесется?