– Ты когда бельё брать будешь, проверь его на целостность. Мне кажется, вредная старуха взяла простыни из кучи тряпья, списанного на ветошь.

Так и оказалось. Одна из простынок была больше похожа на марлю, а в середине второй зияла большая дыра.

– Вот, бери. И распишись – писать-то умеешь? – в получении белья, – пододвинула толстую, с потрёпанной обложкой, учётную книгу. – Вот здесь пишешь: получено в полном объёме и ставишь подпись.

– Я не могу это написать, – спокойно отодвинула я гроссбух.

– Так давай я напишу, а ты распишешься, – засияла улыбкой кладовщица.

– Как же вы можете такое написать, если полного объёма нет? – хоть и с улыбкой, но твёрдо ответила я.

Исходя из жизненного опыта прошлой жизни, я понимала, что монастырь – это не райский сад с гуляющими по дорожкам ангелами, а как практически любой женский коллектив, тот ещё серпентарий. И ставить себя на должное место нужно с первого дня. Иначе это самое место тебе назначат, и не факт, что оно тебе понравится.

– Если бы в отцовском замке экономка осмелилась обнародовать такие тряпки, матушка в ту же минуту уволила бы её без рекомендательных писем, – сурово добавила я, одновременно разворачивая ту самую простынь с огромной дырой.

– Ладно, давай поменяю, – недовольно фыркнула сестра Клара, потянув к себе негодные тряпки.

Но я оказалась проворнее. Понимая, что ткань для ежемесячных потребностей придётся слёзно выпрашивать у прижимистой кастелянши, я быстренько скрутила остатки простыней в рулон и спрятала за спину.

– Эй, ты чего? – начала было возмущаться тётка, но я изобразила – долго тренировалась – фирменный змеиный взгляд Барбел и прошипела:

– Компенсация – за то, что обмануть хотела.

Мне показалось или Клара вздрогнула? Осенила себя обережным знаком и легконогой ланью умчалась в складской сумрак. А за спиной хихикнула бабушка.

– Ты ей иллюзию страшную показала, что ли? – спросила я.

– Напротив! Красотой порадовала. Развернула за твоей спиной огромные, почти на всю комнату, призрачные крылья, – невинным голоском ответила княгиня и похлопала ресничками, но через пару секунд её лицо изменилось на пугающую маску, и зловещий рык добавил: – чёрные крылья и по форме, как у мышей летучих.

– Ты дошутишься, назначат меня монахини дежурной ведьмой и сожгут на весенний праздник вместо чучела Мары, – шикнула я на привидение.

– Ой, да ладно… – легкомысленно отмахнулась от моих претензий бабуля и метнулась вслед за кастеляншей, контролировать её действия.

… Когда мат, не без помощи магии, пристроила и закрепила между стеной и матрасом, когда постель была застелена, а комната постепенно начала заполняться смешанным ароматом сухой лаванды из моего сундучка и золотистой соломы от коврика, смастерённого скотницей, я решила развернуть и внимательно рассмотреть выданный мне свёрток одежды, соответствующей монастырскому уставу.

Это кто свистнул? Я или бабушка? Хотя удержаться, конечно, трудно было. Но менять рясу и всё, что к ней полагается, я не пойду. Пусть она даже Табее великовата, а я в любую из тряпочек смогу дважды обернуться — выход, как устроить всё лучшим образом, найду. Во времена, когда лишний кусок ткани лишним не бывает, лучше пусть одежда будет великовата, чем маловата.

Я хотела было уже подумать о том, как экономно перекроить форму, но тут ударил колокол, приглашающий сестёр к вечерней молитве, и я поспешила из кельи.

Зал для общей молитвы был просторным, монахини стояли в нём свободно, не теснясь и не толкаясь. Кажется, тут у каждой было своё облюбованное место. Привычной мне службы, когда священник исполняет положенные действия, а паства вторит его словам, не было. Шёпотом проговаривали сёстры молитвы, каждая свою, и шелест голосов, сливаясь в общий хор, уносился под куполообразный потолок, освещённый последними лучами зимнего солнца.