– Да ладно… – мурлыкнуло приведение, красуясь на пьедестале из шерсти, идеально подходящем ей по цвету и текстуре. – Мне было нетрудно, а тебе приятно.
… – Управилась? – обрадовалась мне скотница, сворачивая в рулон сплетённый ею мат и с заботой заглядывая мне в глаза. – Это тебе, детка, подсунь между кроватью и стеной, глядишь, всё не так холодно будет. Скажи, тебе вещи тёплые оставили?
– Всё, что на мне, и бельё в сундучке под кроватью. Остальное вернули тётушке – не по статусу, сказали, – и обещали выдать всё необходимое. Правда, у меня почти ничего и не было… Не баловали меня опекуны, – почти прошептала я последние слова.
Отчего-то стыдно мне было обманывать добрую женщину, хоть и не было в моих словах корысти, а я просто выполняла данное королём задание.
– Ничего, детка, всё сладится. Тебя как зовут? – снова погладила меня по голове Табея.
– Верена. Тётушка Верушей звала, а матушка-покойница Верой.
– Я тоже Верой звать буду. Хорошее имя, – улыбнулась женщина, подхватила одной рукой и тюфяк мой, шерстью набитый, и мат, ею для меня заготовленный, и пошла в сторону жилого строения. – Скажи, детка, ты животных не боишься?
– Не боюсь. Правда, за коровами и лошадьми я ухаживать не умею, а козы всегда на мне были. И покормить, и убрать, и козлят обиходить. С птицей тоже обращаться умею. Только гусей не люблю. Они хорошие, даже умные, но сердитые и щипаются больно, – рассказывала я о своём же опыте, правда, из прошлой жизни.
Сестра Табея остановилась у двери в мою келью и, глядя на меня с высоты своего роста, спросила:
– Если я тебя попрошу к себе в помощницы – не обидишься? Всё же хлев не самое благоуханное место.
– Только рада буду. Мне лучше козлятник чистить, чем целыми днями вышивкой заниматься или кастрюли на кухне надраивать, – честно призналась я.
– Вот и славно, вот и хорошо, – разулыбалась довольная монашка. – Тогда завтра после утренней службы приходи к хлеву, я тебя к работе пристрою.
Открыла дверь, одним движением забросила свою ношу на мою кровать и, пожелав доброго вечера, ушла назад.
3. Глава 3
Хозяйство монастырской кастелянши сестры Клары располагалась в противоположном конце длинного тёмного коридора, по которому я выходила на задний двор. Сама же монахиня, заведовавшая складом, внешним видом очень сильно напомнила мне родичей Снежка. Такая же сутулая и серая. И не только оттенок форменного платья и головного покрова ассоциировался с крысиной шкуркой, но и цвет лица. Словно осела на ней за десятилетия, проведённые в монастыре, пыль каменных стен, за которыми женщина пряталась от жизни.
Ещё поведением своим была похожа Клара на крысу. Такие же короткие беспокойные движения, суетливая манера речи, недобрый взгляд маленьких, глубоко посаженных глазок. Я даже ненароком глянула на подол её рясы – не выглядывает ли характерный длинный голый хвост? Но тут же одёрнула себя: нельзя о людях по внешнему виду судить. Может оказаться, что добрейшей души и щедрости человек.
«Не может…» – со вздохом констатировала я после пяти минут общения.
– Ты кто? Зачем пришла? – не ответив на моё приветствие, грубо спросила монахиня.
– Меня зовут Верена, сестра Клара. Я новая послушница. Поступила под руку матери-настоятельницы только сегодня. Мне наказали взять у вас две простыни, наволочку и полагающуюся по монастырскому уставу одежду, – ответила я.
– Наказали ей, – отвернувшись ворчливо передразнила меня кастелянша. – Хоть бы кто спросил, есть ли что раздавать. Стой здесь!
И, продолжая что-то бурчать себе под нос, пошаркала куда-то вглубь склада. Дух покойной княгини, не оставляющий меня ни на минуту, метнулся следом и уже оттуда сообщил – благо, что наши переговоры никто не слышал: