В этом переулке Белуча, когда была в школе, всегда оставляла свой «Фиат». Он и сейчас стоял здесь, приткнутый к обочине. Орнела забралась под куст, вглубь, так, что с улицы ее не было видно. Сквозь гроздья цветов она увидела, как стали выбегать из школьных ворот малыши, как некоторые садились в машины к приехавшим за ними мамашам, другие стайками расходились в разные стороны.

Орнела ждала. Стоять было тесно, душно, приходилось пригибаться. Заныли ноги, спина. Она нашла у забора дощатый ящик, села на него, немного развела пальцами ветки, чтобы было виднее. В конце переулка показался мужчина. Орнела отодвинулась глубже в заросли, затаилась. Вот он подошел ближе. Фантино? Да, Фантино! У нее забилось сердце, стало страшно. Что, как он ее здесь увидит?! Она смотрела, почти не дыша, ждала…

Наконец, из школьных ворот вышла Мирабела. Одна, последней вышла. Ждала, когда все разойдутся? Подошла к своей машине. Фантино пошел ей навстречу. Орнела увидела, как он обнял Белу, поцеловал в висок. Прямо на улице! Орнела почувствовала, как сердце ее ослабло. Подкатила тошнота. Она вдохнула глубоко раз, другой – справилась с собой. Смотрела сквозь листья. Они сели в машину. Было видно, как они потянулись друг к другу. «Целуются!» – прошептала одними губами Орнела.

Машина поехала. Орнела еще посидела в своем укрытии, стараясь отдышаться. «Сейчас об этом не буду думать, – мелькнула почему-то в сознании присказка ее любимой книжной героини. – Потом, потом. Сейчас не буду». Она осторожно вылезла, быстро пошла прочь от школы. Вышла на большую улицу, там пошла медленно, прогуливаясь, с легкой мечтательной улыбкой: все у нее лучше всех.

Она вошла в лавку, поболтала с сеньором Даниэле, хозяином: «…какая чудная погода, давно не гуляла, не могу надышаться, не хочется возвращаться домой, но надо, Сандра будет волноваться…». Купила оливок. Пошла медленно, гуляя, домой.

У дома Орнела развязала кокетливый бантик из соломенного жгута, сняла вощеную бумагу, закрывавшую банку с оливками, выбросила в кусты добрую треть содержимого банки и скомканную бумагу. Вошла в кухню, поставила банку на стол:

– Вот, Сандрина, немного еще осталось.

– Сумасшедшая, – засмеялась Сандра, – разве можно столько соленого!

– Теперь пить хочу. Обедать не буду. – Орнела взяла кувшин с домашним лимонадом, пошла к себе, заперлась, до ужина уже не выходила.

В пятницу приехала Мирабела, привезла гостинцев: свежей моцареллы, плавающей в литровом стеклянном бочонке с обтянутым марлей горлышком, сладкого хлеба с цукатами и миндалем, сваренных в меду апельсиновых ломтиков с корочкой. Орнела расцеловала подругу, усадила за стол, дала новую кружевную салфетку:

– Перетри чашки, Белуча, а я пойду, кофейник поставлю. Попируем с тобой!

Она вышла через кухню на подъездную дорожку, где стоял «Фиат» Мирабелы. Гаечный ключ она запасла заранее: он ждал, подсунутый под горшок с петуниями. Она быстро повернула гайки несколько раз, не до конца, так, чтобы не сразу отвалились…

Фантино пришел домой после работы раньше обычного, бледный, тусклый.

– Фантино, сладкий, что с тобой, тебе нездоровится? – спросила Орнела заботливо, перебирая пальцами его волосы, заглядывая в глаза.

– Нелуча, ты еще не знаешь? – Он отстранил ее руку, спрятал глаза. – Бела разбилась! Машину занесло на повороте. Она свалилась с обрыва.

– Как! – ахнула Орнела и заплакала. Непритворно заплакала. Как жалко было подругу! Она у нее одна была. А теперь уже не будет. Да, Орнела решила: никогда у нее подруг не будет. Горько было Орнеле.

Роскошный дворец бракосочетания на Английской набережной – бывшие великокняжеские хоромы, построенные архитектором Красновским еще в 90-е годы девятнадцатого века – был полон брачующимися.