Но самое страшное началось ночью. О, мои мозги решили, что это самое время, чтобы начать измываться надо мной и потопить в бездне отчаяния. Мастерски лишая меня разума...

Где сейчас Рома? Конечно, с другой. С новой жертвой, которой он сладко улыбается и также виртуозно навешивает лапшу на уши. И она не откажет ему. Как можно? Она пойдёт за ним точно, как и я. И он будет целовать её, трогать, ласкать, пока не возьмёт её всю. И будет жарко шептать девушке своё привычное:

– Давай, маленькая моя, кончай!

Двое суток без сна. Двое суток я провела в персональном чистилище. Двое суток наедине с собой, терзаемая предательством и чувством абсолютной никчёмности. Есть не могла. Пробовала, но почти сразу же меня выворачивало наизнанку, а дальше становилось в разы хуже.

Бросила это гиблое дело.

Бабушке врала, что заболела. Приехавшему доктору даже не открыла дверь. Но в понедельник ко мне почти с боем прорвалась Марьяна. Видеть её было тошно. Потому что она меня предупреждала, а я не послушалась. Дура махровая.

Но дверь всё же открыла, понимая, что скрываться вечно не получится, как бы мне того не хотелось, и двинулась на балкон, где сразу уселась в глубокое подвесное кресло, натягивая на голову капюшон почти до носа. Поджала колени к груди и уткнулась в них, тяжело вздыхая.

Мне больно. Я не хочу говорить. Да только всем насрать. Абсолютно всем! Типа беспокоятся, помочь хотят, даже не догадываясь, что каждое сказанное мной слово смерти подобно.

– Соня, что с тобой? – слышу я обеспокоенный голос подруги, но на языке крутятся только колкие и обидные фразы.

Я действительно могла бы их сказать, если бы была сукой, просто ради того, чтобы выплеснуть хоть каплю своего отчаяния, но не могу так поступить с человеком, который ни в чём не виноват. Который хотел как лучше.

– Сонечка, милая, это из-за твоего охранника ты такая? – и её ладонь ласково гладит меня по голове.

Не выдерживаю и тут же снова начинаю реветь. Увы, но жалость пережить труднее всего. Не могу ответить, только киваю и захлёбываюсь слезами, сразу же задыхаясь от этой нескончаемой агонии.

– Он что-то тебе написал или сказал, да? Что-то обидное, Сонь? Или вы просто поссорились, и ты теперь такая грустная? Да?

Поднимаю на неё свои несчастные глаза и долго смотрю на девушку, но всё же выдыхаю сбивчиво и надсадно:

– Ничего.

– Что?

- Он сгасился. Совсем, Мань, – и новая порция горьких слёз обожгла мне щёки.

– Как так сгасился?

- Как? Ну... очевидно, что легко и непринуждённо, – ещё ниже натянула я капюшон, судорожно всхлипывая.

Несколько минут тишины, пока я ревела, Рябинина пребывала в шоке, а потом она вдруг вскочила на ноги и требовательно спросила у меня.

– Так? Как там назывался тот клуб, в котором вы познакомились?

–«Феромон», – потянула я, и почти нестерпимый спазм скрутил мои внутренности в тугой узел.

– Ага, ну всё понятно, – зло выплюнула Рябинина и на минуту замолчала, а потом заговорила, но уже не со мной, – здравствуйте, девушка, меня зовут Марьяна. Тут такое дело, мой брат работает у вас охранником, а я никак не могу до него дозвониться. Очень волнуюсь, вдруг что случилось... А? Что? Как зовут? Так, Рома Красавин... Да, конечно, ожидаю... Что? Не работает такой? А вы уверены? О, спасибо. До свидания...

– Зачем ты это сделала? – устало потёрла я лоб.

– Хотела сказать пару ласковых этому мудаку!

– И как успех?

- Сказали, что у них такой работник не числится.

– Уволился, наверное, – пожала я плечами и снова тихо заплакала, уже ненавидя себя за это перманентное состояние.

– Так! Поехали к нему!

– Что?

– Поехали, поехали, Соня!