Прибираю в комнате, натягиваю свежие шмотки и кидаю комплект для Лары. Я думаю, что сегодня придется покинуть эту квартиру, и нам нужно добиться такого эффекта, чтобы Иллария меньше всего походила на девушку. Поэтому, порывшись, нахожу еще и трикотажную шапку, глядишь, может барышня за рэпера скосить сумеет.
Навожу порядок на кухне, прикидывая, что готовой еды до вечера точно хватит. Даже успеваю перебрать собранный рюкзак, с учетом того, что нас теперь двое.
Малышка несмело возникает в дверном проеме кухни, уже облаченная в одежду.
– Рик, а моих вещей… Где они?
– Сгорели, – пожимаю плечами, правильнее сказать – сжег. – Они были в чужой крови, прости. По дороге купим новые, хорошо?
Лара медленно и молча приближается ко мне почти вплотную.
– Спасибо, – тихо шепчет, подняв на меня влажные глаза. – Знаешь, – всхлипывает. – Пожалуй, ты – лучшее, что со мной происходило в жизни.
“Со мной тоже”, – мысленно добавляю, крепче прижимая малышку к себе.
– Как же сильно тебе досталось, девочка, – бормочу вслух, осознавая, что готов на что угодно, лишь бы еще хоть раз услышать эти её слова, только в других обстоятельствах.
Как бы мне ни хотелось продлить это мгновение молчаливой нежности, спокойствия и ощущения некой правильности происходящего, я все же отстраняюсь от Лары.
– Нам. Пора. Поговорить, – чеканю серьёзным голосом.
Малышка кивает, словно болванчик, и пятится к табуретке. Махануть бы вискаря, но мне сегодня еще за руль, поэтому разливаю по стаканам компот и двигаю к столу.
– Рассказывай все, что знаешь. И, в первую очередь, о Черкашиных.
Губы Илларии сразу же начинают подрагивать. Блядь. Так мы точно далеко не уедем.
– Иди сюда, – тихо зову, готовую вот-вот разрыдаться, малышку в свои объятия, призывно раскрывая руки.
Молниеносно ко мне на колени приземляется мягкая попка.
– Прости, – утыкается мне в шею влажный от слез носик. – Просто все вокруг меня умирают. И Лекс? А если он не выживет? Я останусь совсем одна в целом мире. Мне так страшно!
Глупая, маленькая девочка. Не страшно быть одному, не страшно быть не нужным. Даже смерть близких видеть не страшно. Больно, но не страшно. Страшно быть немощным, когда даже счёты с жизнью свести не можешь. Страшно жить пустой жизнью. А теперь мне ещё страшно, что эта красавица исчезнет и будет жить счастливой жизнью, без меня.
Продолжаю поглаживать нежное тело, стараясь поделиться с ней своей силой и уверенностью, хотя не уверен, что такое может сработать.
– Мы познакомились с Лексом три года назад, – продолжая всхлипывать, тихо начинает рассказывать малышка. – Я к нему чуть под машину не попала, дура инфантильная. Представляешь, узнала, что мой парень, который должен был стать моим первым мужчиной, изменил мне и женится на другой. Ай!
Кажется, я так увлекся, сжимая в объятиях Лару, что чуть не хрустнули ее косточки. Зато отчетливо заскрежетали мои зубы. Это ж каким последним чмом надо быть, чтобы так поступить в маленькой наивной девочкой? Ну не в состоянии ты член в штанах удержать – так не связывайся с малолеткой, а если уж решил, то прижми писю лапкой и терпи. А еще мне становится как-то зло внутри от того, что моя Иля хотела кого-то другого. Нет, она мне ничего не обещала, вроде как, да и срок давности, но…
– Ты чего рычишь там, – спрашивает настороженно, а потом вдруг весело добавляет: – Это что, ревность?!
Чё, мля? Ревность?
– Дальше давай, – бурчу в ответ, снова прижимая к себе хихикающую малышку. Почему-то врать ей не хочется, а признаваться я даже самому себе не больно-то и готов.
– Знаешь, я сразу доверилась Лексу, – продолжает Иллария, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не раздавить ее капканом своим рук. – Сначала он за меня заступился, потом отвез к себе и помог привести в порядок не только внешность, но и голову. Тогда же мы с ним шутили, что не нравимся друг другу в этом самом смысле, а вот, как брат и сестра, из нас получилась бы отличная парочка.