Я хотела отвести взгляд.

Только он не позволил. Он шуток не любил, а я посмела… пошутить.

– А какое имя тебе больше нравится? – опаляю жаром.

– Я тебя и без имени сожрать готов, – облизывается без утайки.

– Мое имя Жасмин. Жасмин.

– Кайфовая… – в его глазах зажегся неистовый огонь.

Глаза в глаза.

От его голода мне хочется сбежать, но я не показываю страх. Страх – это красная тряпка для него. Старт к действиям.

– Красивая, красивая девочка, – вторил он безумно и трогал мое тело.

– Красивая, – покорно склонила голову.

Его дыхание сбилось. Потяжелело. Как и взгляд, полный голода. От его бездны в глазах мне мерещится, будто он уже поимел меня. Пряжка ремня больно уперлась в мой живот. И еще кое-что – налившееся, тяжелое.

Моя покорность его возбудила. Голодный тигр ждал женщину на одну ночь, а досталась девочка – выращенная специально для него.

А еще эта девочка ненавидела его. И всем обещала отомстить.

Поэтому она здесь. Поэтому обнаженная.

Поэтому сегодня она будет принимать ласки от своего убийцы.

– Вставай на колени.

Хриплый приказ.

И взгляд, который обещает: «Ты пожалеешь, если ослушаешься меня».

– Сначала развяжи меня, – я вздернула подбородок.

И взмолилась всем богам, чтобы – развязал.

– Хочешь, чтобы я развязал тебя?

Он усмехнулся, мол я наивная. А я такой никогда не была. Я другая, и он таких ни разу не встречал.

На его счастье.

– Так будет даже лучше, – прошелестел он губами.

И принялся сдирать с меня веревки. Сильные руки неоднократно задевали мое тело, обтянутое тугим и чересчур облегающим бельем. Его грубые прикосновения порождали болезненные воспоминания.

Прошли годы. Давид Басманов меня не помнит.

«Оденься красиво, затми его глаза тряпками и своей покорностью, и он тебя не вспомнит».

Он так сказал. Мой спаситель. Тот, благодаря кому я здесь.

Когда мой палач стянул с меня последнюю веревку, я испугалась саму себя. И крепче вжалась в стену, впиваясь глазами в пистолет на его поясе. Он манил и притягивал. Я любила держать этот металл в своих руках. Басманов еще не знает, как хорошо я стреляю. Как я опасна для него.

Стало жарко. Я задышала чаще и подняла взгляд.

Мое состояние убийца воспринял как попытку к бегству. Он недобро прищурился, и оскал появился на его полных губах. Но я знала, какими тонкими могут быть эти губы, когда он зол.

– Куда собралась?

Я смело улыбнулась, а его пятерня обхватила мою шею – чуть ниже затылка. Невольно шагнув вперед, я впечаталась в жесткую грудь и охнула. Его язык с силой вторгся в мой рот.

Он хочет открыть свой подарок.

Прямо сейчас.

– Мм… – простонала я, прокручивая план событий.

От его поцелуя во рту оставалась лишь горечь.

Я ненавидела его.

Но позволяла себя целовать. Мои губы казались ему сладкими, отрываться от них он был не намерен.

Он был голоден.

Грудь пронзила боль: первый поцелуй – это так важно. У меня он состоялся с убийцей и был далек от романтики. Сильные пальцы на моей шее сжимались все крепче и крепче.

– На хрена тебя нарядили в белье? – выдохнул он прямо в губы.

– Я тоже не знаю, – шепотом ответила я.

Я боялась, он искусает меня до крови.

Говорят, что язык – это самая сильная мышца. Я в этом убедилась. Он этим языком весь мой рот обследовал – так жадно, ненасытно. А еще мое дыхание его возбуждало. Испуганное. Храброе.

Когда он отпустил меня, я закашлялась.

И увидела на его руках красные следы от наручников, а на своих – от веревок. Туго перевязанных, накрепко. Следы пройдут нескоро, как и губы.

– Ты мне нравишься. Тебя ждут дома?

– Дома? – я с трудом дышала.

– У тебя кто-то есть? Ты свободна? – недовольно повторил он.

Его глаза давно повязли во тьме. Он хочет меня. У него давно не было женщины.