…искусанные, обветренные губы и маленький робкий язычок, который он чувствовал в глубине невинного ротика рачонка…

…невинного до этой ночи…

Он рывком поднял женщину с колен и ощутил, как она сама льнет к груди в поисках ласки. Подхватил ее на руки и сделал шаг к постели.

– Я сделаю все, что вы захотите, мой дей. Только будьте осторожны… у меня ребенок…

Рогар опустил женщину на меха и коснулся ладонью небольшой, но вполне определенной округлости под пупком. Нет, конечно, он не станет вредить этому нерожденному малышу.

– Вы его благословите? – спросила будущая мать с надеждой.

– Уже это сделал.

Она тихонько и счастливо засмеялась, накрыв его руку своей ладонью, словно это он был отцом плода.

– А у вас есть собственные дети?

«Предатель».

«Предатель».

«Предатель».

Рогар тряхнул головой.

– Нет.

– Значит, еще будут. Какая-нибудь женщина охотно родит вам дитя. Кайлин бы точно смогла…

Он быстро заткнул ей рот поцелуем, перевернулся на спину, увлекая ее на себя, услышал тихий стон. Вот так – хорошо. Двигаться в одном ритме с этим податливым, мягким женским телом, будто занимаешься любовью с Ириллин. Это не измена. Вот чуть раньше, с рачонком, была измена, а сейчас – нет. Грань здесь тонка и едва заметна, не каждый разберется, не все сумеют понять.

Уже под утро, после того, как он взял женщину с золотыми волосами несколько раз, представляя на ее месте другую, маленькую и медноволосую, Рогар уснул, слыша тихий шепот над ухом:

– Если бы вы только не забыли Кайлин… если бы вы забрали ее с собой…

***

Хоть люди с большой земли и считали Нершиж невеликим клочком суши, который даже неспешным шагом легко обойти за несколько ходов солнца, но при желании и здесь можно было найти, где спрятаться. Особенно, под покровом ночи, подальше от трескучих праздничных костров и шумной толпы, занятой плясками, любовью и непомерными возлияниями.

Кайлин забралась от людей так далеко, как могла, и казалось, не будь она ограничена рамками острова, окажись на бескрайнем материке – бежала бы всю ночь и бежала, не останавливаясь, стремясь достигнуть горизонта и радуясь, что этого не случится никогда, конечной точки путешествия не будет. Она бы бежала, пока бы не выбилась из сил и не упала, а это случилось бы далеко не сразу, здоровье и выносливость у нее отменные, это замечает даже отец. На Нершиже тоже не получилось бы перешагнуть горизонт: вон он, в недосягаемой дали за водами океана, но здесь, увы, сразу понимаешь, что попытка бесплодна, нет места мечте, фантазии, надежде на будущее.

На Нершиже люди всегда знают, что будет с ними наперед, и не ждут ничего от жизни.

Кроме барга с гостями.

Она остановилась у самой кромки воды и то лишь потому, что ощутила босыми ногами влажные камни. В темноте океан казался продолжением суши, такой же темный и недвижный, если не считать легкого шелеста волн и остро-соленого аромата. Вроде бы шагни – и побежишь дальше, бесконечно далеко, к такому недостижимому и желанному горизонту, прочь от всего, что мешает жить и дышать здесь… но это мечты. На Нершиже нет места мечтам и мечтателям, это все знают.

Сжав кулаки, Кайлин застыла, всматриваясь вдаль. Грудь сдавливала тяжесть, в горле стоял ком, щеки стягивало от засохшей соли. Вот сейчас ей надо плакать. Здесь. Выплеснуть из себя все, что накопилось, пока никто не видит – разве не этим моментом она грезила весь долгий день, разве не для этого бежала на край земли, пусть даже вся земля для нее это лишь клочок суши? Плачь, девочка, плачь от обиды, отвращения, злости!

Но она только стояла, в бессилии стискивала кулаки и сухими глазами смотрела в темноту.