И только осознав, что причиняет боль, что его большой палец уже полностью погрузился в ее тело, а указательный и средний находятся в опасной близости от девственной преграды, Рогар рывком заставил себя от нее оторваться. Пошатываясь, как пьяный, поднялся на ноги и побродил по шатру, отыскивая хотя бы один уцелевший кувшин с граппой. Обнаружив всего лишь половину с отколотым горлышком, зато практически до краев полную, поднял и залпом опрокинул в себя.

– Вы не похожи на бога.

Замер, подумав, что ослышался. Медленно обернулся через плечо. Девчонка успела сесть и плотно обмотаться в меховые полости, так, что теперь виднелись только голые коленки и плечи. Растрепанные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Он в кровь искусал ей губы при первом поцелуе… когда успел? И сам не знал. Он ничего не знал в эту секунду, кроме горячего, безумного, сбивающего с ног желания ею обладать.

– А на кого я похож?

– На горького пьяницу.

Снова потупилась, а он расхохотался, вмиг позабыв, как сгорал от страсти только что.

– Да ты хоть знаешь, что это такое?

Так и не дождавшись насилия и сообразив, что по какой-то причине он пока сам не собирается к ней приближаться, рачонок заметно осмелела. Приосанилась в своем коконе из меха и важно надула губки.

– Конечно. Горький пьяница – это тот, кто много пьет. От горя. Как вы.

Рогар опустился на пол прямо там, где стоял. Обхватил руками колени и чуть склонил голову, наблюдая за ней исподлобья. Проклятье, чего же ему на самом деле хочется больше – бесконечно долго трахать ее или ровно столько же разговаривать с ней?!

– С чего бы мне горевать? У меня есть все, что только пожелаю.

Снова задумалась. Уголки губ разочарованно поползли вниз.

– Да. Вот этого я и не могу понять.

– И даже если так. Почему ты думаешь, что бог не может быть пьяницей?

– О, ну потому что не может! – встрепенулась она тут же, распахнув янтарные глазищи. – Бог… настоящий бог, он должен всегда поступать правильно, быть добрым, и мудрым, и справедливым, и щедрым, и… – длинные ресницы уже знакомым образом задрожали, – красивым…

Рогар мог поклясться, что прекрасно понял, кого она только что описала в качестве идеала.

– Что ж, маленький рачонок, могу тебя заверить, я родился в Подэре, полной самых настоящих богов, и ни один из них не был ни правильным, ни добрым, ни мудрым, ни щедрым, ни, тем более, справедливым. С чего бы и мне быть другим? Что до красоты… вот это… – Рогар провел пальцем по неровному рваному рубцу на горле. У Симона, зашивающего рану, тогда сильно тряслись руки, и получилось так, как получилось. – Это мне нанес самый красивый из богов, которые когда-либо существовали. А потом он умер.

Девушка на постели нервно заерзала и сглотнула.

– А… ваш глаз?

– Его я выколол сам, – пожал плечом Рогар.

– Зачем?!

– В тот момент мне очень этого хотелось.

Похоже, его откровение не очень-то удивило девчонку. Видимо, давно уже записала дея в безумцы. Кстати, и правильно сделала.

– А остальные шрамы? – она скользнула взглядом по его торсу и тут же отвернулась.

– Они получены в боях. Это не интересно.

– Но… вы говорили, что оружие не может вас ранить!

– Оружие Эры – нет, конечно. Эти следы оставила на мне Подэра.

Он замолчал, с одной стороны не желая вдаваться в подробности, а с другой опасаясь спугнуть любопытного рачонка, которая начала высовываться из скорлупки. Она повертела головой и задержала взгляд на сосуде, оставленном деем на полу у постели. Мазь слабо светилась сама по себе, будто вино из светлячков.

– А что это?

– Благословение, – Рогар криво усмехнулся, – когда оно залечит твою спину, надеюсь, ты поверишь, что настоящий бог не обязательно должен быть красивым.