Пока Нади не было, Катерина подошла ближе к Толику и с угрозой прошипела:

– Если обидите мою подругу или обманете, будете иметь дело со мной. Я не предупреждаю! Я угрожаю.

Катерина понимала, что сильно перебарщивает, и так нельзя разговаривать с человеком втрое старше. Не этому ее учили родители. Но поделать с собой ничего не могла.

Толик послушно кивал. Надюша спустилась, обняла Катю и пошла с отчимом в сторону своего дома.

«Глупая, – подумала Катерина, возвращаясь в свою квартиру, – глупая».

Поднимаясь по ступенькам, Надя вдруг остановилась.

– А где мама? – осторожно спросила она

– Не знаю, – честно ответил Толик.

Надя вошла в квартиру. Толик старался как мог: проветрил, вынес мусор и пустые бутылки, даже худо-бедно протер пыль. Надя огляделась – мамы нет. Она прошла в комнату. Там тоже было слабое подобие порядка. Надя вопросительно глянула на Толика.

– Она их нашла, – поняв немой вопрос, ответил мужчина.

Наде было очень горько и обидно. Она откладывала все копеечки, отказывала себе во всем – копила на учебу. А мама все пропила, спустила на алкоголь. Надя украдкой вытерла выступившие слезы.

Дверь хлопнула, и Надя с Толиком обернулись. На пороге стояла Галина Борисовна. Ее лицо опухло, немытые волосы были собраны в неаккуратный пучок, под глазами чернели круги. Надя невольно посмотрела на портрет на стене – совершенно разные женщины.

– О! Надька! Как живая, – эти слова вылетели, как острые иголки.

Главным словом здесь было «как». Надя действительно выглядела, как человек между жизнью и смертью. Ей было больно внутри. Она не знала, какая ее рана болит сильнее. Разбитое сердце из-за несчастной любви или горечь от маминого отношения.

Толик завел женщину на кухню и закрыл дверь. Но Надя слышала все.

– Галя, хватит! Сколько можно отравлять жизнь себе и другим, – зло шептал отчим.

– Гля, какие мы нежные, – усмехнулась мама.

– Галя, у тебя дочь растет. Подумай о ней. Давай вместе пойдем закодируемся, – настаивал мужчина

Мама, открыв бутылку пива об стол, начала смачно пить. Она с жадностью глотала алкоголь, пытаясь потушить пожар внутри.

– Не поняла, вы что, считаете меня алкашкой? – она разозлилась, – я свободный человек. Это моя жизнь. И прошу в нее не лезть. Ты вообще тут кто такой. Посторонний прихлебалец.

Мама перешла на крик. Она с грохотом поставила пустую бутылку на стол и взяла вторую.

Диалога не получилось.

Теперь, когда маме не нужно было поддерживать образ трезвой женщины и ходить на работу, она совсем расслабилась. Но ни Наде, ни Толику идти было некуда. Все вернулось на круги своя. Толик бегал по квартирам, вкручивая лампочки, Надя рисовала, спрятавшись от внешнего мира, Галина Борисовна пила и радовалась свободе.

Надюша считала дни до начала учебного года и снова робко верила в чудо. Один годик, и она уедет. Начнет учиться и жить самостоятельно, как взрослый человек. Только любить больше никогда не будет. Никогда.

Катя бежала по аллее к высокой ели. Максим уже был там. Он ждал ее целый час. Нет, это не Катя опоздала, это он пришел раньше. Соскучился. В руках он держал белого пушистого котенка, купленного в Париже. Максим вез игрушку аккуратно, завернув в полотенце, чтобы мама не видела. Конечно, подарок был неоригинальный, но Макс оправдывал себя тем, что покупал его второпях и большом секрете. Мама не признавала никаких увлечений сына и напрочь отсекала всякие чувства. Единственное, что должен был делать Максим – учиться. И парень не спорил с мамой, не портил и без того шаткие отношения. Он знал – завтра рядом будет бабушка, а с ней все совсем по-другому. Папа же в эти дела не лез – главой семьи была хрупкая женщина.