Сейчас нам нужны спички. Если зажечь газету, в которую завернута пленка, и, как только загорится пленка, бросить ее и затоптать ногой, то тогда пленка превращается в дым. А дым этот так противно пахнет, что если «дымовую» сделать в подъезде, то почти сразу же начнут распахиваться двери квартир, и все будут спрашивать друг друга:

– Это не у вас горит?..

Но у нас пока нет спичек. Витька решил сбегать домой и принести. Он убежал, а я стою и думаю. Скоро вернется мама. Соседи ей скажут, что я уходил гулять, и мне попадет еще сильнее. Надо что-то придумать. А все из-за этого ботинка. И зачем мы решили его бросать? Просто ничего другого не оказалось. Старую машинку мне было жаль. Она без передних колес, но у Витьки и такой нет. А ботинок – совсем драный. Я в нем играл в футбол. Хотел ударить по мячу, но случайно задел о камень. Вот подошва и оторвалась. Мне, конечно, попало, когда я с трудом добрался до дома. Неужели такие чинят?

Прибежал Витька. Принес две спички. Теперь надо найти, обо что чиркнуть. Это уже легче. Мы ходим по двору и старательно смотрим во все уголки, где можно встретить пустой коробок. Но пока ничего не попадается.

– Вить, знаешь что?

Он не слышит. Он занят поисками.

– Вить, – снова говорю я, – давай залезем на крышу и достанем ботинок? – предлагаю я. – А то мне нужно идти домой, мне мама не разрешила сегодня гулять.

Он подходит ближе.

– Это же надо идти на Косой Двор.

На Косом Дворе пожарная лестница начинается прямо с земли. По ней легко забраться на крышу. Но нам туда идти не хочется. Там живут ребята, с которыми мы всегда воюем.

– Может, там попробуем? – киваю я на другую лестницу.

Она расположена на нашем дворе, но только начинается очень высоко. Витька глядит на лестницу, потом на меня.

– Ага, – подмигивает он, – я как раз на помойке видел подходящий ящик. Подставим и – пожалте вам.

Мы бежим за ящиком. Если поставить его широкой частью, то до лестницы еще высоковато, а если узкой, то он сильно качается, и страшно – свалиться можно.

Я, придерживаясь за Витькино плечо, забираюсь на ящик. Встаю на цыпочки и хватаюсь руками за перекладину. Витька снизу толкает мои ноги, и, наконец, я забираюсь на лестницу.

Витька остается внизу. Ему одному трудно влезать на ящик – он шатается.

– Ты доставай ботинок, а я здесь покараулю, – говорит он.

– Хорошо, – отвечаю я, и лезу по лестнице.

Я знаю, вниз лучше не смотреть, но хочется. Вот сбоку показались окна второго этажа. Прутья лестницы толстые, ржавые. Лестница немного качается. Я не боюсь. Только у горла что-то колотится. Часто-часто.

Вот уже и третий этаж. Осталось немного. Я вдруг представляю, что будет, если прут насквозь проржавеет. Я возьмусь за него, а он развалится. Начинаю дергать перекладину, прежде чем хвататься за нее. С перекладин сыплется порошок ржавчины. Так и вползаю на крышу с прищуренными глазами.

Фу, кажется, все. Осторожно поворачиваюсь и, держась за лестницу, смотрю вниз. Очень страшно. Там внизу Витька смеется и машет рукой. Сверху он сам кажется смешным, с коротенькими ножками.

Теперь нужно идти за ботинком. Но крыша очень поката. Из нашего окна она казалась ровнее. Осторожно иду, вернее, медленно продвигаюсь на четвереньках. Крыша прогибается, железо гремит. Как же далеко еще до ботинка!

На крыше много мусора: окурки, бумажки какие-то и даже бутылка без дна. Где же проклятый ботинок?

Крыша грязная и ржавая. Я стараюсь не думать, что за бортиком, совсем рядом, край крыши, а внизу наш двор, по которому мамаши и няньки прогуливают детей, по которому мы бегаем с криками и песнями.

Я ползу к своему ботинку.